Искушение временем. Книга 3. Соблазны бытия - Пенни Винченци

Закончив свою речь, Себастьян уселся на скамью по другую сторону прохода. Он ласково улыбнулся Дженне, потом низко склонил голову. Иззи, поняв, что отец плачет, взяла его за руку. Она и сама плакала. Иззи с беспокойством посмотрела на Дженну. Та кусала губы, чтобы не разрыдаться, но все же сумела спеть весь гимн «Господь дорогой, Отец человеков», выбранный Билли и Джоан. Потом она уронила голову на плечо Селии и дала волю слезам. И Селия, всегда гордившаяся своим самообладанием и никогда не плакавшая на публике – ее глаза оставались сухими на похоронах матери, ММ и даже Оливера, – обняла Дженну и склонила голову, роняя слезы на красивые золотисто-рыжие волосы девочки.

* * *

Чарли с самого начала вел себя просто образцово. Он прилетел тихий, согнутый горем. Дженна, Кэти и Иззи встретили его в аэропорту Хитроу и отвезли на Чейни-уок. Селия оказала ему весьма любезный прием, ничем не намекнув, что ей известна причина спешного возвращения Барти в Нью-Йорк. Естественно, и она, и Себастьян понимали, что Чарли косвенно повинен в гибели Барти. Но, видя его, сломленного, искренне горюющего, Селия убедилась, что он чувствует свою вину.

В тот вечер он даже понравился Селии. Чарли говорил мало. Произнеся несколько слов, он тут же замолкал. Обед был тягостным. У девочек не высыхали слезы. Селия чувствовала себя крайне утомленной, Иззи сидела тихая и понурая. Говорил исключительно лорд Арден, причем исключительно банальности. Он болтал о погоде, о шокирующем нарушении традиций, выразившемся в допуске в палату лордов не только ненаследственных пэров, но еще и женщин. Затем он принялся осуждать лорда Алтринчема, посмевшего злобно критиковать монархию, после чего заговорил о принце Чарльзе, ставшем принцем Уэльским. Эта болтовня никого не интересовала. Никто толком и не слушал лорда Ардена, однако все были ему очень благодарны, поскольку он избавил их от необходимости что-то говорить самим.

Утром Чарли вышел к завтраку совсем бледным и спросил Дженну, хочет ли она поговорить. Она согласилась. Видя, как искренне Чарли переживает гибель ее матери, Дженна испытывала странное облегчение. Он был еще одним человеком, по которому случившееся нанесло самый сильный удар. У всех остальных, как бы они ни оплакивали гибель Барти, была своя жизнь, в которой ничего не изменилось. Только жизни Дженны и Чарли претерпели коренной перелом.

Он говорил о том, как сильно любил Барти, как счастлив был с ней и как ее любила Кэти.

– Ей было непросто принять нас обоих, но она замечательно справилась. Она умела справляться с жизненными ситуациями.

– Да, – согласилась Дженна. – Мама была редким человеком.

С заметным беспокойством Чарли спросил, знает ли она, почему мама решила так спешно вернуться в Нью-Йорк.

– Из-за работы. Сказала, что в издательстве возникли какие-то проблемы. До чего я ненавижу это издательство! – почти крикнула Дженна в преддверии гнева, который нахлынул на нее и долго не отпускал.

Это гнев отравлял ее жизнь на протяжении недель и даже месяцев. Он наложил свой отпечаток на повседневность, отчего даже самые обыденные дела давались Дженне с трудом. Ей не хотелось общаться с подругами. Она забросила учебу. Даже самые счастливые воспоминания, окрашенные гневом, становились ужасными. Дженна без конца прокручивала в мозгу события последнего дня жизни матери. Ну почему ей так понадобилось лететь в Нью-Йорк одной? Почему работа всегда стояла у нее на первом месте? Почему мать ничего не рассказала ей и даже не спросила, хочет ли она вернуться раньше?

Когда другие, и прежде всего Чарли, пытались убеждать ее, говорили, что у взрослых работа всегда стоит на первом месте, Дженна лишь сильнее злилась и кричала с перекошенным от горя лицом:

– Она должна была подумать обо мне! Должна была знать, что я останусь одна и мне будет плохо без нее. Как она могла улететь без меня? Как посмела?

Она злилась на «Литтонс», из-за которого у ее матери вечно были проблемы. Злилась на клан Литтонов, позволивших ей лететь одной.

– Наверное, они здесь все боялись, что им станет хуже, если она задержится. Боялись потерять свою драгоценную работу. Они же все зависели от моей мамы.

Дженна злилась и на себя: почему не настояла лететь вместе. Селия и Себастьян терпеливо повторяли, что Барти с трудом удалось достать один билет. Джоан осторожно напоминала Дженне, как ей нравилось на ферме. Дженна, словно забыв об этом, твердила, что Барти должна была бы подождать другого рейса, где имелось бы больше свободных мест.

– Ей нельзя было лететь одной. Лучше бы я полетела вместе с ней и тоже погибла! Ненавижу! Все ненавижу!

* * *

Когда Чарли спросил, не хочет ли она остаться в Англии с Селией или Миллерами, Дженна замотала головой:

– Нет, я хочу вернуться домой. Хочу в наш дом, мамин и мой. Особенно в Саут-Лодж. Я знаю, мама не хотела, чтобы я здесь жила. Даже с Билли и Джоан. Мой отец был американцем. Он бы тоже не захотел, чтобы я осталась в Англии. И потом, – добавила Дженна, силясь улыбнуться, – я не хочу расставаться с тобой. Мы сможем поддерживать друг друга.

* * *

Они улетели через неделю после поминальной службы, когда жизнь вернулась в обычную колею и им стало нечего делать в Англии. А предаваться скорбным воспоминаниям они могли и в Нью-Йорке. Чарли обрадовало желание Дженны остаться с ним. От этого он почувствовал себя увереннее, немного расслабился. Он нанес визиты всем членам семьи, благодаря их за поддержку и уверяя, что должным образом позаботится о Дженне.

– В этом я не сомневаюсь, – сказала Венеции Селия. – При всех его недостатках, он искренне любит Дженну, а она – его. Знаешь, меня изумило его общение с девочками. Такое ощущение, будто они обе – его дочери. Никакого предпочтения Кэти.

– Барти тоже не отдавала предпочтения Дженне. Да и ты, насколько помнится, не делала различий между нами и Барти. Скорее наоборот.

Селия промолчала. В те дни она не была настроена спорить и берегла силы для более важных дел. И конечно же, в списке этих дел первое место занимало будущее «Литтонс». Прежде всего будущее «Литтонс – Лондон». Без Барти оно становилось весьма неопределенным, и эту неопределенность ощущали все, кто был причастен к делам издательства.

Надо же, с какой пугающей быстротой горе уступает место алчности. Джей думал об этом, сидя на собрании директоров «Литтонс – Лондон» и слушая всех: Селию, Венецию, Джайлза и самого себя. Да, он не исключал себя из общего числа. Разговоры касались единственной темы: что можно и что необходимо предпринять в сложившихся условиях.

Всего две недели назад они плакали в маленькой сельской церкви и их сердца пронизывала искренняя скорбь. Каждый из них горячо любил трагически погибшую Барти. А теперь они пререкаются – иного слова не подберешь – по поводу того, какую выгоду они могут извлечь из гибели владелицы «Литтонс».

По мнению Селии, им нужно попытаться целиком выкупить издательство.