Ночные кошмары и фантастические видения - Стивен Кинг

Кстати, о Веттере, куда он запропастился? Он все еще дышитсвежим воздухом?

Фарнхем прошел через общую комнату и вышел на улицу. Онстоял между двумя круглыми фонарями и смотрел на Тоттенхем-роуд. Веттера небыло видно. Шел четвертый час ночи, улицу, как саван, окутывала густая ровнаятишина. Как звучит эта строчка из Вордсворта? «Огромное сердце лежитнедвижимо», что-то в этом роде. Он сошел по ступенькам и остановился натротуаре. Почувствовал, как тонкой струйкой в него вливается тревога. Глупо,конечно. Он рассердился на себя, рассердился за то, что история этойсумасшедшей повлияла на него даже хотя бы в такой малости. Наверное, он недаромпобаивался такого жесткого полицейского, как Сид Реймонд.

Фарнхем медленно прошелся до угла, думая, что долженвстретить Веттера с его ночной прогулки. Но он не пошел дальше угла: еслиоставить полицейский участок пустым даже на несколько минут и если этообнаружиться, будет полно неприятностей. Он подошел к углу и огляделся вокруг,Смешно, но казалось, что все уличные дуговые фонари исчезли. Без них вся улицавыглядела по-другому. Писать ли об этом в отчете, подумал он. И где же Веттер?

Он решил, что пройдет еще немного и посмотрит, что там. Ноне очень далеко. Не стоит оставлять участок без присмотра, это был бы надежныйи простой способ обеспечить себе такой же конец карьеры, как у Веттера, старикав ночной смене в тихой части города, главным образом занятого мальчишками,которые собираются по углам после полуночи… и ненормальными американками.

Он пройдет совсем немного.

Недалеко.

Веттер вернулся меньше чем через пять минут после того, какушел Фарнхем. Фарнхем пошел в противоположном направлении, и если бы Веттерпришел бы минутой раньше, он бы увидел, как молодой констебль мгновение постоялна углу, а потом исчез.

– Фарнхем? – позвал он.

Ответом было только жужжание часов на стене.

– Фарнхем? – снова позвал он и ладонью отер себе рот.

Лонни Фримана так и не нашли. В конце концов, его поседевшаяу висков жена вместе с детьми улетела назад в Америку. Они улетели на«Конкорде». Месяц спустя она пыталась покончить с собой. Пробыла месяц всанатории. Когда вышла оттуда, ей стало значительно лучше.

О констебле Фарнхеме ничего не было слышно. Он оставил женуи двухлетних девочек-близнецов. Его жена написала несколько сердитых писемчлену парламента от своего округа, утверждая, что что-то произошло, что-тоскрывают, что ее Боба привлекли к какому-то опасному заданию или чему-топодобному, как и того парня по имени Хэккет из «Би-Би-Си». Постепенно членпарламента перестал отвечать на ее письма, и примерно в то же время, когдасовсем уже седая Дорис Фриман выписывалась из санатория, Шейла Фарнхемпереехала обратно в Сассекс, где жили ее родители. В конце концов, она вышлазамуж за человека, у которого была более спокойная работа, чем у лондонского

Полицейского – Фрэнк Хоббс работал на сборочном заводеФорда. Ей было необходимо получить развод с Бобом, прежде всего, на томосновании, что он ее бросил, но с этим затруднений не было.

Веттер досрочно вышел в отставку примерно через четыремесяца после того, как Дорис Фриман прихрамывая вошла в полицейский участок наТоттенхем-роуд в Крауч-энд. Он и в самом деле получил квартиру в муниципальномдоме в городке Фримли. Шесть месяцев спустя его нашли умершим от сердечногоприступа, в руке у него была банка «Харп Лагер».

Жаркая ночь в конце лета, когда Дорис Фриман рассказываласвою историю, была 19 августа 1974 года. С тех пор прошло более трех споловиной лет. А Лонни Дорис и Боб Шейлы теперь находятся вместе.

Веттер знал, где именно.

В соответствии с совершено демократичным и случайным ходомалфавитного порядка они находятся вместе в дальней картотеке, там, куда кладутнераскрытые дела и истории, слишком дикие, чтобы ими можно было хотьсколько-нибудь поверить.

ФАРНХЕМ, РОБЕРТ – написано на этикетке тоненькой папки.ФРИМАН, ЛЕОНАРД – написано на папке, которая лежит сразу за ней. В обеих папках– по одной странице плохо отпечатанных отчетов офицера-следователя. В обоихслучаях стоит подпись Веттера.

А в Крауч-энд, ничем не примечательной тихой лондонскойокраине, все еще случаются странные истории. Время от времени.

Я поставил свою тачку недалеко от дома Кинана, за углом.

Пару секунд посидел в темноте, затем выключил двигатель ивышел из машины. Когда я хлопнул дверцей, то у дышал, как, отвалившись, из-подкрыльев посыпались на мостовую хлопья ржавчины. Ничего, скоро все будет иначе.

Пистолет был вложен в наплечную кобуру и давил на груднуюклетку словно кулак. «Кольт» сорок пятого калибра раньше принадлежал Барни. Яиспытывал от этого удовлетворение. На всей безумной затее налет иронии. Можетбыть, даже справедливости.

Дом Кинана, архитектурное уродство, занимал четверть акра ипредставлял собой нагромождение косых углов и крутых крыш, окруженное железнымзабором. Как я и надеялся, он: оставил ворота незапертыми. Некоторое время томуназад я видел, как он из гостиной звонил кому-то, и интуитивно почувствовал,что Кинан разговаривал или с Джаггером, или с Сержантом. Скорее всего сСержантом.

Конец ожиданию, эта ночь будет моей.

Я шел по подъездной аллее, вплотную к обрамлявшему еекустарнику, и напряженно прислушивался, не вторгнутся ли необычные звуки врезкое завывание январского ветр Но этого не произошло. Сейчас, в пятницувечером, горничная Кинана отправилась куда-то на веселую вечеринку. В доменикого не будет, кроме этого ублюдка Кинана. Ждущего Сержанта. Ждущего – хотяон этого еще не знал и меня.

Я проскользнул под навес для автомобилей. Там виднеласьчерная тень «импалы» Кинана. Я попробовал открыть заднюю дверцу. Машинаоказалась незапертой. Природа не уготовила Кинану роль негодяя, подумал я, онбыл слишком доверчив. Я сел в автомобиль и стал ждать.

Из дома доносились тихие звуки джаза, очень четкие ивыразительные. Майлз Дейвис, наверное. Кинан слушает Майлза Дейвиса, а рука сманикюром сжимает стакан – джин с содовой. Жизнь улыбается ему.

Ждать пришлось долго. Стрелки на моих часах проползли отполовины девятого до девяти, а затем и до десяти. Время, достаточное дляразмышлений. Я думал главным образом о Барни, и не потому, что мне такхотелось. Я вспомнил о том, как он выглядел в той маленькой лодчонке, когда я нашелего. Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами и издавал бессмысленныекаркающие звуки. Барни провел в лодке под горячими лучами солнца двое суток ипоходил на вареного омара. В верхней части его живота, там, куда попала пуля,виднелась рана, покрытая черной запекшейся кровью.