Европейское путешествие леди-монстров - Теодора Госс

Мэри была в этом далеко не уверена. Она столько всего упустила, столько проглядела! Где же ее наблюдательность, способность к дедукции? Когда они снова встретятся с мистером Холмсом, он наверняка отчитает ее за все упущенные детали. При этой мысли ей стало тоскливо.

– А еще я должна вернуть вам кое-что. – Айша обернулась, раскрыла сумочку, которую держала Ибойя, и достала оттуда листок бумаги. Протянула Мэри.

Это была телеграмма. Не веря своим глазам, Мэри прочла:

– «Мисс Мине Мюррей. Ж.М. и Б.Р. едут в Будапешт. Вам грозит опасность от доктора С. и профессора Ван Х. на заседании О.А. Бойня! Миссис Г. Пул». Но как же?..

– Передайте, пожалуйста, миссис Пул мою благодарность за своевременное предупреждение. Лео и Холли признались, что вы с мисс Моро тоже пытались их предупредить. Очень глупо со стороны Лео, что он отказался вас слушать. Он бывает импульсивным и резким в своих оценках, позволяет эмоциям руководить своими действиями, – не сомневаюсь, что это старое соперничество с Владом помешало ему принять ваши слова всерьез. А Холли слишком подвержен его влиянию. Уверяю вас, теперь им очень стыдно за себя.

– Но если вы все знали, – сказала Мэри, вновь глядя в телеграмму, словно не понимая, как она здесь оказалась, а потом на Айшу, – почему же вы ничего не сделали? Вы ведь могли заранее предупредить членов Общества алхимиков, или нанять охрану, чтобы Ван Хельсинга не впустили, или… да много чего. И если вы знали, что мы идем туда, почему же вы нас не задержали? Не понимаю…

– Вы говорите о практических соображениях, мисс Джекилл. А меня занимали главным образом политические. Я хотела остаться президентом общества. Хотела сохранить доверие его членов, чтобы получить возможность осуществить те преобразования, которые, по моему мнению, необходимы ему теперь, когда оно вступает в новый век. А для этого лучше всего было позволить Ван Хельсингу предпринять попытку переворота и потерпеть неудачу. Я решила, что могу рассчитывать на вас – на то, что вы сорвете эту попытку без моего явного участия. И она сорвалась довольно эффектно, не правда ли?

– Но ведь люди погибли! – сказала Мэри. – Трое из членов вашего общества погибли. Как вы можете оправдывать…

– Дитя мое, я пришла сюда не затем, чтобы обсуждать этические вопросы, – сказала Айша. Под ее холодным, оценивающим взглядом Мэри и впрямь почувствовала себя каким-то насекомым. – Вы прибыли на ежегодное собрание Société des Alchimistes из самой Англии, побывали в Вене, привезли с собой мисс Ван Хельсинг, потому что хотели добиться чего-то от меня – чего-то такого, что я, по вашему мнению, могу сделать. Что же это?

– Мы хотим, чтобы вы прекратили эти эксперименты, – сказала Кэтрин. – Вы сами сказали, что они все были неудачными – даже у Раппаччини и Моро. Поглядите на меня, на Беатриче, на Жюстину. Никому не должно быть позволено делать то, что наши отцы… наши создатели… сделали с нами.

– И вы все этого хотите? – спросила Айша. – Об этом вы хотели меня просить? Мисс Джекилл? Мисс Раппаччини? Мисс Франкенштейн? Мисс Хайд?

– Ну, я не знаю, – сказала Диана. – Вообще-то я этого не очень-то и хочу. Ой! Мэри, ты чего лягаешься! Вот Хохо тебя цапнет сейчас!

– Да, – сказала Мэри. – Да, мы все этого хотим. Поглядите, сколько бед принесли эти эксперименты, сколько людей погибло из-за них. Поглядите на нас…

– Я гляжу на вас, – сказала Айша. – Гляжу на вас всех и вижу умных, способных, независимых девушек. Почему же я должна прекратить эксперименты, в результате которых получаются такие, как вы?

– Потому что мы чудовища, – сказала Беатриче. – Голос у нее был тихий, мягкий, но прозвучал в комнате отчетливо, словно звук какого-нибудь музыкального инструмента.

– Вот как? – сказала Айша. – В таком случае я тоже чудовище – даже, можно сказать, предводитель чудовищ! Вы знаете, сколько я уже живу на свете?

– Около двух тысяч лет? – сказала Мэри. Приблизительно так, если считать с того времени, когда на Филах существовал храм Изиды…

Айша кивнула.

– В сравнении со мной мисс Франкенштейн – просто новорожденный младенец, появившийся на свет час назад, графине Карнштейн один день от роду, а граф Дракула – малютка, который еще только учится ходить. Когда я была жрицей Изиды, я поняла, что смерть – не неизбежный исход человеческой жизни, а всего лишь иное состояние материи – она же энергия. Жрицы Изиды были алхимиками, великими учеными древнего мира. Теперь их нет, в живых осталась лишь я…

На миг она смолкла, словно мысленно вернулась в прошлое. Мэри никогда не видела на человеческом лице такой печали, такого одиночества.

– Но… вы ведь сами выбрали стать такой, – сказала Жюстина. – А мы не выбирали. Нас создали без нашего ведома и согласия.

– И тем не менее вы можете считать себя счастливицами, – сказала Айша. Она глядела на Жюстину уважительно, но без сочувствия. – Вы есть друг у друга, я это вижу… Я, Айша – я вам завидую. Я не могу дать вам то, о чем вы просите. Не могу запретить эксперименты по биологической трансмутации – научный прогресс невозможно остановить, и новому веку предстоит увидеть новые достижения в биологии, которые мы пока еще с трудом можем вообразить. Но я дам вам то, о чем вы не просили. Во-первых, членство в Обществе алхимиков. Вы можете, если хотите, присоединиться к нашей организации. А во-вторых, я предоставлю вам доступ к архивам общества, чтобы вы могли ознакомиться с теориями, на основе которых были созданы. Вы сможете прочитать записи ваших отцов, отчеты об их экспериментах. Возможно, это поможет вам понять, насколько вы необыкновенны, уникальны и замечательны.

Она повернулась к Кэтрин и обратилась к ней в отдельности:

– Мисс Моро, вы понесли тяжкую утрату. Похороны Эдварда Прендика состоятся в ближайшую среду. Его похоронят как достойного члена общества. Надеюсь, вы тоже захотите присутствовать. А теперь меня ждет пленарное заседание. Фрау Готтлиб обеспечит вам доступ к архивам. Мне было очень приятно познакомиться с такими выдающимися молодыми женщинами. Мы еще встретимся, я в этом нисколько не сомневаюсь.

И она исчезла, не успели они все встать и раскланяться.

– Да, это было… – проговорила Мэри и так и осталась стоять, раскрыв рот. Она не знала, как закончить фразу, и никто не договорил за нее.

Жюстина: – Она сама это выбрала. А нам не дали выбрать, кем мы хотим быть.

Мэри. – Я знаю. Ты можешь повторять это нам сколько угодно раз. Только ведь Айшу это все равно ни в чем не убедит, верно?

В этот вечер клуб «Афина» собрался на экстренное заседание в кабинете Мины. На нем присутствовали Мэри Джекилл, Диана Хайд, Кэтрин Моро, Беатриче Раппаччини и Жюстина Франкенштейн – все вместе, совсем как в Лондоне. Мы сидели кто в креслах, кто на полу, не заботясь о церемониях и приличиях, в точности как на Парк-Террейс, 11.

Мэри не стала зажигать газ, но в камине горел огонь, и в его свете нам было хорошо видно друг друга. О чем думали члены клуба в тот вечер, после всех путешествий, приключений, несчастий, которые нам пришлось пережить? Мэри думала о письме, которое получила утром. До сих пор говорить о нем было некогда, но после собрания придется рассказать Жюстине о смерти Адама. Кэтрин старалась не думать об Эдварде Прендике. Она не знала, как относиться к его поступку – к тому, что он пожертвовал жизнью ради нее. Искупил ли он этим свою прежнюю трусость? Она не могла не горевать о его смерти. Он был единственным человеком на свете, который знал ее еще пумой. С его смертью она потеряла какую-то часть себя. Но и злость на него тоже никак до конца не уходила. Это было сложное чувство, а сложные чувства были ей не по душе. Беатриче думала о Кларенсе, который должен был приехать в Будапешт уже через пару дней. Нужно было что-то решать, а она до сих пор не знала, как быть. Однажды она уже поступила эгоистично: она любила Джованни и хотела быть с ним. Она не думала о последствиях, и он умер. Готова ли она пойти на такой же риск теперь, зная, что все может повториться? Диана обдумывала все новые и новые планы – как увезти Ховираг с собой в Англию. А Жюстина тосковала по своему поместью в Корнуолле, где она сто лет прожила в одиночестве. Ей не часто хотелось снова остаться одной – она дорожила обретенной дружбой, хотя иногда членов клуба «Афина» было довольно трудно выносить. Но в тот вечер у нее было тяжело на душе, и она не отказалась бы снова оказаться там, на утесах у вечного беспокойного моря.