Это было в Праге - Георгий Брянцев
Шрифт:
Интервал:
На работу Нерич шел сам не свой. Но прогулка на свежем воздухе принесла некоторое облегчение. В амбулатории он не заметил никаких перемен. На кушетке мирно отдыхал врач, дежуривший всю ночь. Кажется, все идет по заведенному порядку. Нерич твердо помнил слова Прэна: «Многое будет зависеть от вашего поведения. Надо взять себя в руки, и дело в шляпе. Не подавайте вида, что вы его узнали. Держитесь непринужденно и самоуверенно. Он для вас совершенно незнакомый человек. А если он попытается вам на что-нибудь намекнуть, сделайте удивленное лицо и скажите: „Вы, очевидно, ошиблись“. Пусть думает, что ошибся он, а не вы. Пусть у него болит голова, а не у вас. Не убедившись в том, что вы именно тот, за кого он вас принял, Пшибек ничего не предпримет. За это я ручаюсь. Поставьте себя на его место, и вы придете к такому же выводу. Нам нужно выиграть время».
«Прэн прав», — решил Нерич, приступая к своим обязанностям дежурного врача.
Когда в полдень, как и вчера, в кабинет вошел вальцовщик, Нерич уже не испытывал страха.
Пшибек остановился посреди комнаты, посмотрел на врача долгим взглядом и, так же как и в прошлый раз, сказал после паузы:
— Я пришел.
— Остриглись? — спросил Нерич.
Пшибек не ответил, а только снял шляпу, обнажив голую голову.
— Садитесь, — пригласил Нерич.
Когда Пшибек сел, Нерич подверг его новому осмотру. И странно: коснувшись руками заросших глубоких шрамов на голове пациента, Нерич опять испытал волнение. Предчувствие подсказывало ему, что сейчас Пшибек непременно заговорит о том, чего он так боится, непременно скажет, что узнал в нем того человека, который дважды в течение трех суток издевался над ним.
Но Пшибек, как и три года назад, безмолвствовал. Его молчание начало угнетать Нерича.
Когда Нерич окончил осмотр, Пшибек спросил:
— Ну, как мои дела?
— Пока ничего не могу сказать определенного, — с излишней поспешностью ответил Нерич. — Я отвезу вас сейчас в клинику, на консультацию к хирургу.
Он стал звонить заместителю директора, директору, заведующему гаражом и в конце концов добился легковой машины.
Пшибека он умышленно посадил рядом с шофером, дабы устранить всякую возможность разговора во время пути, сам провел его в приемную хирурга, переговорил с сестрой, а уходя, объяснил Пшибеку:
— Ждите, пока вас вызовут. Возможно, профессор назначит консилиум. Это еще лучше. Когда все окончится, позвоните мне, и я приеду за вами. Обязательно позвоните.
Все это Нерич произнес довольно громко, с таким расчетом, чтобы слышала сестра…
Возвращаясь на завод, Нерич по автомату соединился с Прэном и сказал ему всего два слова:
— Хирург ждет.
Прэн ответил:
— Отлично, — и повесил трубку.
Глаза двенадцатая
1
Прэн уже несколько раз набирал номер служебного телефона инженера Лишки, но никто на его вызовы не отвечал.
— Где его черт носит? — ругался Прэн.
Наконец в трубке послышался голос:
— Я вас слушаю.
— Кто это? — спросил Прэн.
— Инженер Лишка.
— Простите… я не туда попал. — И Прэн, довольный собой, положил трубку, чтобы через секунду снова ее снять. Теперь он набрал номер своей квартиры и предупредил Эльвиру: — Спускайся. Я сейчас подъеду.
— Ну, как? — спросила Эльвира.
— Он на службе.
Прежде чем остановиться в нужном месте, Прэн с полчаса кружил по улицам Праги, избегая привлекать к себе внимание. Потом выехал на Пржемышловку, убавил скорость и затормозил. Эльвира вышла из машины, а Прэн тотчас же уехал.
Жена инженера Лишки Роза открыла парадную дверь и, увидев гостью, всплеснула руками.
— Боже мой! — вскрикнула она. — Неужели это вы?
— Конечно, я, — рассмеялась гостья. — Ваша старая знакомая, Эльвира.
В комнате, куда ее ввели, царил полнейший беспорядок. Видимо, эта комната служила одновременно и столовой и гостиной. На круглом столе, покрытом не слишком чистой скатертью, была свалена немытая посуда, тарелки с остатками еды, какие-то свертки, газеты, бутылка с недопитым вином. На спинках стульев развешаны предметы женского туалета. На диване валялись подушка и помятая простыня. Подоконники были завалены детскими игрушками, заставлены флаконами из-под лекарств. В воздухе чувствовался неприятный запах лежалого, нечистого белья и женской косметики.
Хозяйка, с нечесаными волосами, растрепанная, в несвежем халате, не замечала, казалось, хаоса в квартире и нисколько не смутилась тем, что ее застали врасплох.
Она перебросила с дивана на кресло подушку и простыню, усадила Эльвиру и села рядом с ней, приводя в порядок свои взъерошенные волосы.
— Вот никак не ожидала! Откуда ты взялась? — Роза перешла на «ты» по старой памяти. — Сколько лет прошло с тех пор, как мы расстались? Как ты узнала мой адрес?
Эльвира, стараясь подавить чувство брезгливости, огляделась вокруг себя и, придав лицу веселое выражение, объяснила, что как-то на днях встретила Гоуску и он сказал ей, что Роза в Праге. Он же дал и адрес.
— Смотри! — удивилась Роза. — А я его не видела.
Эльвира сказала себе, что надо предупредить на всякий случай Гоуску.
— А где же твой старый дружок? — спросила она. — Ты с ним, надеюсь?
— Ой! — вздохнула Роза. — Тошно вспоминать. Я с ним порвала еще до войны. Он оказался отпетым негодяем. Он на каждом шагу меня обманывал. И я счастлива, что его засадили сейчас в тюрьму как коллаборациониста. Еще лучше, если бы его повесили.
Роза сильно изменилась, и к худшему. Чрезмерное злоупотребление косметикой испортило ее лицо. Она постарела, опустилась и, видно, совсем не следила за своей внешностью. Выслушав Розу, Эльвира сказала:
— А я почему-то решила, что ты замужем.
Она снова обвела глазами комнату.
— Конечно, замужем. У меня даже сын есть. Не знаю только, зачем он мне нужен.
Хоть Эльвира и не проявила интереса к ее супругу, Роза рассказала, что ее муж — инженер, по фамилии Лишка, коммунист. Роман у них начался в Словакии, где она жила на квартире у своей дальней родственницы по матери.
— И ты довольна жизнью? — поинтересовалась Эльвира.
— Будь она неладна, эта жизнь! — отмахнулась Роза. — Я погрязла в семейном болоте, как муха в сметане. Он вечно торчит на работе и видит в этом весь смысл существования. Его никуда не вытянешь, а когда я попыталась выезжать одна, он начал устраивать скандалы.
— Значит, он любит тебя?
— О да! Но что толку в этой любви? У нас на счету каждая медяшка. Я не привыкла так жить. Платье — это целая проблема, не говоря уже о других заботах. А ты, я вижу, не жалуешься?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!