Это было в Праге - Георгий Брянцев

Она вздохнула.

Наконец Антонин собрался с духом, но заговорил совсем не о том, что его мучило. Почему-то он пустился в воспоминания: вспомнил раннее детство, свою умершую мать, несправедливости отца, рассказал эпизоды из школьной жизни. Все это было далеко от них, давно забыто и сейчас совсем им ненужно. Может быть, ему просто захотелось продлить время и подольше посидеть с Боженой наедине. Кажется, он сам не отдавал отчета в своих побуждениях.

Наконец Антонин замолчал, и молчание затянулось. Божена откинулась спиной на стенку ниши. Антонин понимал, что не воспоминаний она ждет от него. Он начинал злиться на себя.

— Я вот что хотел сказать тебе… — проговорил он, преодолевая свою скованность. — Только не пойми меня ложно. Я не эгоист, ты знаешь меня. Я думаю не о себе… — Это было неправдой, он тотчас поправился: — Не только и не столько о себе, сколько о тебе, о твоей дальнейшей жизни. Твоя судьба глубоко волнует меня. Ты можешь этому поверить?

Божена молча кивнула головой.

— Я не могу оставаться безразличным к твоей судьбе, потому что люблю тебя. И я очень волнуюсь. Я понимаю, что тебе скучно со мной, я не умею… не умею увлечь, как это делают другие…

Божена улыбнулась.

— Какие глупости ты говоришь, Тоник! Я никогда не скучала с тобой. И ты это сам знаешь. Ты внимательный, честный, правдивый, хороший. У меня никогда не было людей ближе, чем ты и Мария, не было таких верных товарищей.

— Товарищей! — усмехнулся Антонин. — Именно товарищей. Что ж… Если так, то я буду говорить с тобой как товарищ. Товарищу все разрешается.

И спросил резко:

— Скажи правду: ты решила выйти замуж?

— Да.

— Окончательно? — Да.

Антонин закусил губу. Он сразу представил себе Божену, которая сейчас сидит рядом с ним, Божену, которую он уже считал своей, самой родной, близкой, рядом с Неричем, с человеком для него чужим, чуждым и подозрительным. И этот чужой человек получит право не только называть Божену своей женой, но и ласкать ее, заботиться о ней, жить с ней под одной крышей. Может ли он выдержать эту пытку?

Божена сказала:

— Я никогда от тебя не скрывала, что давно, очень давно, еще до войны, Нерич сделал мне предложение. Я ответила тогда, что быть его женой не могу, но дала ему слово ждать. И вот он вернулся. Он приехал, и все как-то складывается само собой. Ведь в Прагу он вернулся только из-за меня.

— Ты его любишь?

Божена помедлила.

— А как ты думаешь? — спросила она.

Антонин опустил голову. «Почему она не отвечает на мой вопрос прямо?» Это же насмешка — спрашивать, что он думает об этом.

Кажется, у него не оставалось больше никаких надежд. Все прояснилось и все выяснилось. Если она выходит за Нерича, то, значит, она его любит. Глупо с его стороны задавать такой бессмысленный вопрос. И все-таки… все-таки хоть малая искорка надежды теплилась в душе Антонина. Не будь этого, зачем он стал бы так горячо и взволнованно убеждать Божену продумать свое решение? Он просил не делать опрометчивого шага, не торопиться связать себя с человеком, которого она не так уж давно и не так уж хорошо знает. У него не было оснований чернить Нерича. Он знал его еще меньше, чем Божена. Но он пытался внушить ей, что за прошедшие восемь лет люди не остались прежними, они переменились. Восемь лет назад ей было только двадцать, она еще плохо разбиралась в жизни, была наивна, доверчива и поэтому без раздумий связала себя словом. Теперь, когда она стала взрослой, самостоятельной женщиной, она обязана всесторонне проверить свои чувства, а также проверить Нерича. Зачем спешить? Замужество — шаг, который честные, серьезные люди делают один раз в жизни. Нужно, прежде чем решиться на него, основательно себя проверить.

Антонин говорил долго. В его словах мало было логики, поэтому его слова звучали неубедительно. В нем говорила любовь к Божене, а не здравый смысл. «Нерич недостоин тебя, — так должна была понимать его слова Божена, — а я светло, возвышенно, безумно люблю тебя. Нерич не даст тебе счастья, а я умру за твое счастье».

— Ты говоришь как товарищ? — прервала его Божена.

Антонин смутился.

— Ну… конечно, — неуверенно сказал он и вдруг с возмущением подумал: «Какой уж тут товарищ! При чем здесь товарищ! Я говорю о том, что лежит у меня на сердце».

— А что бы ты сказал, если бы я выходила замуж не за Нерича, — она на секунду запнулась, — а, например… за Владислава Морганека?

Антонин, не понимая, посмотрел на нее. Морганек? Как она может шутить в такую минуту?

— Я не знаю, зачем ты это говоришь.

— В том-то и дело, дорогой Тоник, — продолжала Божена, — что ты вообще против того, чтобы я вышла замуж. Ты согласишься только с тем, чтобы я стала твоей женой. Я ведь все понимаю. Ты прав, я стала взрослой и самостоятельной женщиной. Я всегда считала тебя смелым, честным и чистым человеком и продолжаю считать тебя таким. Ты сказал, что ты не эгоист. И не будь им никогда. Эгоисты любят исключительно себя самих, им только кажется, что они могут любить других. Пойми, Тоник, не у одного тебя есть сердце. Каждый человек способен любить и на свой страх и риск ищет счастье. Быть может, это жестоко с моей стороны, но я все тебе сказала. Я честно ответила на все твои вопросы. Теперь проводи меня, пожалуйста, до трамвая.

Антонин задержал ее:

— Минутку… еще одну минутку.

— Я же говорила тебе, что тороплюсь. Отец и… Меня ждут, Тоник.

— Как ты не поймешь, Божена! Мне больно, мне обидно, — он прижал руку к груди. — Я не верю, не хочу верить, что ты уже все решила окончательно. Одумайся, родная! Умоляю тебя, не торопись! Я не прошу твоей руки сейчас, но и ему ты должна отказать. Подожди еще хоть полгода. Сделай это для меня. Я не буду показываться тебе на глаза все это время, ни о чем не буду тебя просить.

Божена сделала отрицательный жест.

— Странный ты, Тоник. Очень странный. Уже поздно говорить об этом. Зачем? Ведь ничего нельзя изменить.

— Почему поздно? Никогда не поздно! — Антонин ухватился за это слово, как утопающий хватается за соломинку. — Если бы у тебя была ко мне хоть тень чувства, все бы можно было изменить.

— Тоник! Запомни: ты был дорог мне, дороже, чем товарищ. И ты это знал. А теперь я прошу: останься моим хорошим другом и не тревожь, не терзай мою душу. Я не сразу решила мою судьбу. Мне это не легко далось.

— Нет, нет, — мрачно ответил Антонин.

Божена встала.

— Так мы ни о чем не договоримся. Дай мне руку.

Антонин не подал руки. Не подняв глаз на Божену, он повернулся и крупными шагами пошел вдоль по улице.

2

Божену ждали. Нерич сидел на диване, отец ходил по комнате и дымил трубкой, рассказывая о новом строительстве.