Три метра над небом. Трижды ты - Федерико Моччиа

Баби улыбается.

– Да.

– Так вот, не хочу тебя огорчать, но я должна тебе это сказать. Ты же знаешь, что они ждут ребенка, правда?

– Да, Стэп сказал мне все.

– Но ты же говорила, что это единственное, что бы тебя остановило.

– Я уступила даже в этом. Мы долго говорили, прояснили многое и из прошлого. Если бы не этот ребенок, который скоро родится, то мы, наверное, были бы уже вместе и ни от кого бы не прятались.

– А ты не думаешь о Массимо? Как он это воспримет?

– Да, меня это немного беспокоит, но дети, если они чувствуют любовь, со временем понимают. К тому же его отца почти никогда не было дома…

– Хорошо, но Лоренцо приезжал на каникулы, на Рождество, на все праздники… В общем, он бывал с ним часто.

– Видимо, теперь больше не будет. – Баби немного колеблется, но, наконец, решается: – Послушай, я тебе рассказала об этом, а теперь скажу и кое-что еще, но ты должна поклясться, что никому и никогда этого не скажешь.

– Клянусь.

– Если Стэп узнает, что я тебе рассказала, то я снова его потеряю.

– Я тебе уже поклялась, я бы никогда этого не допустила… Ты же знаешь.

– И правда. Ну тогда я тебе скажу: мы вместе сняли квартиру.

– Что? Да вы с ума сошли… То есть вы живете вдвоем в другом месте?

– Да, иногда мы там встречаемся… как будто бы мы с ним женаты. Но больше я тебе ничего не скажу. И, самое главное, не скажу, где эта квартира.

Паллина берет коктейль и выпивает его полностью. Потом ставит стакан на стол и показывает Баби на ее стакан.

– Можно?

Баби кивает, и Паллина выпивает и его.

– Я думала, что этот ужин будет забавным, а не обескураживающим. Вот этого я совсем не ожидала. А что теперь? Ну ты и влипла.

– Не хочу об этом думать. Самое главное, что мы снова встретились. Так было угодно Богу, и в один прекрасный день Бог решит за нас.

– А если в этот день у него будет полно дел?

Внезапно моя жизнь меняется так, как я даже не мог себе представить. Или, может, она опять становится такой, какой должна была быть всегда.

– Я заказала эту картину, тебе нравится?

Она показывает нашу обработанную фотографию: мы сидим на кирпичном заборчике, запечатленные неизвестно кем, и улыбаемся, не отрывая друг от друга взгляда. Моложе, но, может, не такие влюбленные, как сейчас.

– Ее отретушировали, а потом покрыли лаком… Она тебе нравится?

– Очень.

– Правда? Не ври мне.

– Да, она мне очень нравится. Но особенно мне нравишься ты.

Так мы обставляем квартиру. Мы назначаем друг другу встречу в каком-нибудь магазине, покупаем занавески, ковры, постельное белье, но не телевизор. Мы встречаемся каждый день, в обеденное время; она мне что-нибудь готовит, и мы оцениваем какое-нибудь новое приобретение для нашей квартиры.

– Тебе нравятся эти бокалы?

– Очень.

И она убирает их в старинный буфет, который мы нашли у старьевщика в районе Трастевере.

Я пожимаю плечами.

– Может, они нам понадобятся, когда мы кого-нибудь пригласим.

– Да, конечно.

Но мы оба знаем, что это невозможно.

Проходят дни, недели; на работе дела все лучше, дома я появляюсь редко. А учитывая, что работает и Джин, встречаемся мы нечасто. Пока все так, но я знаю, что вскоре все изменится. Скоро родится Аврора. И у меня больше не будет оправданий. Вдруг звонит телефон.

– Приходи, я в театре Делле-Витторие. Приходи немедленно.

Ренци порядком встревожен.

– А в чем дело?

– Ты нужен здесь. Приходи, как только сможешь.

Я закрываю мобильный, дорога на работу занимает немного времени. Программа уже наполовину готова, «Угадай-ка» продолжает идти со средним рейтингом в двадцать три пункта. В последние годы ни одна программа, которую показывали в это время, не имела такого рейтинга. Не понимаю, в чем может быть проблема. Но когда я вхожу в театр Делле-Витторие, мне уже не нужны объяснения. Симоне в центре съемочной площадки вместе с Паолой Бельфьоре. Джури и Дания сидят по обеим сторонам от них, боком к участникам.

– Мы с Паолой придумали вот это. Она будет Сивиллой, которая предсказывает будущее каких-то предметов или слов, а участники должны угадывать. Ну вот, например…

Симоне указывает на Паолу, которая, с приколотым к одежде микрофончиком, говорит:

– Хлеб.

– Ну и какими могут быть тогда ответы? Леонардо!

Ассистент студии, изображающий участников, отвечает:

– Его съедят.

Симоне делает вид, будто подглядывает в ответ на листке, который он держит в руках.

– Нет.

Леонардо пытается еще раз:

– Его благословят!

– Точно! Ну, вы поняли? Это просто, но забавно. А потом, если они будут долго раздумывать, я дам подсказки.

Ренци подходит ко мне.

– Ты видел?

– Да…

– И что мы можем сделать?

– Думаю, ничего. Жаль. У него все шло так хорошо.

– Еще как! А теперь нужно посмотреть, как долго он продержится с ней.

– Но ты еще должен учесть, что он стал таким важным, и если тут Бельфьоре, то это целиком его вина или заслуга, мы тут ни при чем.

Ренци мне улыбается.

– Точно. А как тебе игра?

– Ерундовая. Но он превращает в золото даже ерунду. Так что у нее будет отличный рейтинг. Ладно, пойдем с ней поздороваемся…

Мы подходим поближе.

– Привет, Паола.

– Привет, Стефано! – Она спускается с площадки и прикрывает рукой прикрепленный к кофточке микрофон, чтобы ее никто не услышал. – Я рада, что делаю эту программу, спасибо.

– Не за что, а Симоне молодец. Мы все довольны.

Я смотрю на него издалека и поднимаю большой палец.

Он трясет сжатым кулаком.

– Эта игра идет отлично. Поверь мне, Стефано…

– А как я могу тебе не верить? Я в тебе уверен!

Он видит, как я ухожу из студии, и его улыбка тускнеет.

Входит режиссер, Роберто Манни.

– Пятиминутный перерыв, пожалуйста. Позовете мне Джанни Дорати? Я хочу сделать особое освещение для нашей очаровательной Сивиллы. – И он, улыбаясь, подходит к Паоле. – Ты должна покинуть эту программу еще красивее, чем ты сейчас.