Три метра над небом. Трижды ты - Федерико Моччиа

– Осторожней! Заседание окончено, но столик ты мне не разбивай!

– Привет, мама.

– Привет.

Даниэла и Раффаэлла целуются в дверях.

– Баби уже пришла?

– Да, она там, с твоим отцом.

Даниэла входит в гостиную и видит, что они сидят на диване.

– Привет, сеструха, какая пунктуальность! Неужели ты не попала в пробку? Проспект Франции весь стоит.

– Я проехала внизу, от Мульвиева моста.

– Ничего не поделаешь, ты просто хитрюга…

– Да, представь себе… Хочешь прийти ко мне в субботу с Васко? Придет несколько приятелей Массимо, может, он развлечется.

– В пятницу я уезжаю в европейский Диснейленд, во Францию.

– Ну надо же! Ты мне ничего не говорила.

– Это был сюрприз Себастьяно, он появился сегодня в школе с двумя билетами. Он сделал все сам. Мы уезжаем на три дня и возвращаемся в воскресенье вечером.

Баби смотрит на нее заговорщически и лукаво поднимает бровь, но Даниэла уточняет:

– Он снял номер для меня и для Васко, а для себя – соседний номер.

Баби смеется.

– Ах, какой рыцарь, прямо принц Золушки!

– Да уж, но сомневаюсь, что он принесет мне мои «конверсы», а потом на мне женится!

– Почему?

– Потому что эти кеды ужасно воняют!

– Дурочка.

– Хотите чаю?

Раффаэлла улыбается обеим дочерям.

– С удовольствием!

Вскоре все они уже сидят на диване в гостиной. Баби с удовольствием ест печенье.

– Изумительно! Пальчики оближешь!

Клаудио приписывает все заслуги себе.

– Это я его нашел, оно английское.

Раффаэлла выносит свой приговор:

– Слишком много масла, это вредно. С другой стороны…

Клаудио, опечаленный, смотрит на дочерей.

– Всю жизнь я ошибаюсь.

Баби берет свою чашку.

– Неправда, в одном ты угадал: ты на ней женился…

Даниэла хотела бы добавить: «А то кто бы ее взял с таким характером?» – но предпочитает улыбнуться и добавить просто: «Вот именно».

Раффаэлла улыбается, делает вид, что рада этому сбору семьи, потом допивает чай, ставит чашку, вытирает рот и смотрит на дочерей. Кто знает, как они это воспримут и, самое главное, что скажут.

– Так вот, мы позвали вас сюда потому, что у нас большая проблема.

Баби и Даниэла перестают улыбаться и принимают серьезный вид. Если Раффаэлла начинает с такой фразы, то это значит, что положение действительно серьезное. Это может быть какая-нибудь проблема со здоровьем. «Может быть, папа болен», – предполагает Баби. И действительно, он кажется очень утомленным. «Может, они получили какую-нибудь угрозу, – думает Даниэла. – Но почему?» И им остается только слушать. Однако Раффаэлла не знает, как начать, запинается, ищет нужные слова. Ей неловко.

Тогда Клаудио пытается ослабить создавшееся напряжение.

– Да нет, вы не волнуйтесь, ничего особенно трагического не случилось. Просто мы потеряли все, что у нас было, вот оно что… – А потом, чтобы было проще переварить эту новость, пытается отшутиться: – Мы банкроты.

Баби и Даниэла не знают, что сказать. С одной стороны, их утешило, что это оказалось не тем, что они предполагали, но, с другой стороны, эта новость кажется невероятной.

Баби приходит в себя первой:

– А что случилось?

Клаудио пытается разъяснить:

– Мы попытались поучаствовать в рискованной финансовой операции.

– Ты попытался. – Раффаэлла демонстрирует свой гнев и свое презрение.

Клаудио кивает.

– Верно, это я попытался, но только потому, что один мой приятель меня уверял, что откроет фармацевтическое предприятие сначала во Франции, а потом сразу же в Америке. Да он и сам вложил в него больше двадцати миллионов евро.

– А вы сколько вложили?

– Семь миллионов.

Баби и Даниэла изумлены; они и не предполагали, что речь идет о такой сумме. Но как это могло быть, что у родителей были в распоряжении все эти деньжищи? Клаудио проясняет все:

– Мы заложили и дом на море, и эту квартиру, и все земли, и другую недвижимость, включая два небольших магазина, приносивших нам доход.

Раффаэлла доносит эту мысль до дочерей в сжатом виде:

– У нас больше ничего нет.

– Ну, так уж и нет: у нас пятьдесят тысяч евро в банке.

– Сорок шесть с половиной тысяч.

По тому, как Раффаэлла вносит это скорбное уточнение, можно судить, как она страдает из-за этого.

Баби пожимает плечами.

– Честно говоря, это, как мне кажется, было действительно опрометчиво. Но я рада, что проблема только в этом, а не связана со здоровьем. Папа, вот увидишь, все еще поправится. Может, теперь вам придется жить скромнее, немного на всем экономить. Да и в финансовой компании, которой ты управляешь, тебе будет нужно заниматься всем гораздо внимательней…

Раффаэлла улыбается подобающей случаю улыбкой.

– Да, конечно.

Зато Даниэла обходится без околичностей:

– Простите, но зачем вы нас позвали?

Клаудио ничего не говорит. Раффаэлла пристально смотрит на него, но, увидев, что он не прерывает своего молчания, качает головой. «Ну вот, так я и знала. У моего мужа не хватает смелости сказать нашим дочерям хоть что-нибудь. Да я и не сомневалась, это должна сделать я. Как, впрочем, и всегда».

– Нам нужна ваша помощь. Мы подсчитали: чтобы оставаться в этой квартире, нам нужно около восьмидесяти тысяч евро. Мы, разумеется, уже продумали план погашения долга. Нам удастся выкраивать по тысяче четыреста евро в месяц, чтобы оплачивать взнос. И, может, даже немного больше. – Раффаэлла смотрит на Баби. – Для твоего мужа это пустяк. – Потом она обращается к Даниэле: – И для Себастьяно тоже. Мы думали, что это могут быть шестьсот тысяч от Лоренцо и двести тысяч – от Себастьяно. Взнос для погашения долга мы разделили бы пополам между ними обоими… Но здесь мы сделаем, как будет удобнее вам; вы сами нам посоветуете, что хотите.

Баби улыбается.

– Мама, мне очень жаль, но я вам ничем не могу помочь.

– Прости, но сделай так, чтобы Лоренцо решил сам, может, ему будет приятно нам помочь, он почувствует себя значимым, это его облагородит.

– Послушай, мама, но ты же в курсе, что мы расстаемся. Не знаю, удастся ли сделать это спокойно, но уж наверняка я не смогу попросить у него шестьсот тысяч евро для моих родителей.