Знамение пути - Мария Семенова

Венн, лишь недавно впервые увидевший море и ни о какихплаваниях даже отдалённо не помышлявший, только и придумал спросить:

«А скажи, почтенная, где она, эта… как ты её назвала…Тин-Вилена? И что мне там делать?»

«Это город по ту сторону Западного океана, на материке,лежащем дальше Аррантиады, – спокойно пояснила сумасшедшая. Так спокойно,как если бы речь шла о поездке к родичам за два дня пути. – В этом городеты встретишься с братом, которого разыскиваешь. Только не такова окажется вашавстреча, как ты себе представляешь. И придётся тебе ещё потрудиться, чтобыотличить мнимых братьев от истинных…»

Сколько раз с тех пор Волк вспоминал давний разговор наберегу дремотной речушки. Весь, слово за словом!

Да. Мы испрашиваем знамения у Богов и готовы роптать, еслинам кажется, будто Небо медлит с ответом. А когда Боги глаголят ясно и внятно,мы опять недовольны. Ибо толкование, которое любезно нашей душе, далеко невсегда совпадает с тем, что в действительности готовит завтрашний день…

* * *

Тем не менее бой начался так, как даже в самой дерзкой мечтене решился бы вообразить Волк. Вот хозяева спустили питомцев… и Молодой бросилсебя вперёд с такой свирепой стремительностью, что толпа зрителей отозваласьвосхищённым вздохом. Старый – мудрено ли! – чуть-чуть опоздал взвитьсянавстречу. Кобели гулко сшиблись в воздухе посередине прыжка, в полусажени отземли… и перекувырнулись, увлекаемые разгоном Молодого. Приземлились онипорознь, почти в том самом месте, откуда брал разбег Старый.

«Неужели?.. – стучала в висках венна одна-единственнаямысль. – Неужели это вправду знак благосклонности Богов и у меня впоединке всё тоже сложится именно так?..»

Он жаждал и не решался поверить…

Разочарованный голос Винойра, прозвучавший рядом, нарушилего восторженное созерцание. Почему-то Волка мгновенно окатило холодом, какбывает, когда оказываешься лицом к лицу с непоправимым и понимаешь это нутрянымчутьём, верней и быстрей осознанного разумения. Волк ощутил, как по спинеразбежались мурашки, но всё же заставил себя спокойно спросить:

– Никак болеешь за Старого?

– Да нет, – ответил шо-ситайнец. – Скорее ужза Молодого. Из него, пожалуй, может выйти большой победитель.

– А из Старого?

– Из Старого – нет. Он же бьётся только потому, чтокакой-то нахал вздумал бросить ему вызов. Он вернётся домой и думать забудетпро Круг. А Молодому здесь ужас как нравится. Ему, я думаю, и по ночам битвыснятся. Жаль только – щенок ещё, совсем драться не выучился…

Волк стоял точно политый зимней водой из колодца, чувствуя,как деревенеют и перестают слушаться губы.

– Почему? – услышал он собственный голос иподивился его невозмутимости. – Этаким ударом быка можно на коленипоставить!

– Вот пускай бы он быков с ног и валил. А чтобы здесьхорошо биться, надо сразу метко хватать и держать насмерть! Зубы-то у него,спрашивается, зачем? Для красы одной?

Волк промолчал. Он прислушивался в себе и с отстранённымудивлением понимал, что ему было страшно. Это был самый настоящий страх,подобного которому он давно уже не испытывал – и думал, дурак, что нескоровпредь испытает. Третьего дня, когда прямо перед ним на улицу из харчевнивывалились подвыпившие корабельщики и вздумали намять ему холку за то, что недостаточнопроворно убрался с дороги, – он их не испугался. Наоборот, он их почтипожалел. Глупые простецы, привыкшие видеть не истинный облик мира, а егоотражение в хмельной кружке!.. Волк даже не запомнил, сколько их было. Да чтотолку считать? Он всем им шеи мог бы переломать прежде, чем они сообразили бы,что происходит. Мог бы. Он их пальцем не тронул. Первого налетевшего онотправил катиться кувырком под забор, ещё двое, разом устремившиеся к нему,запутались друг в дружке, следующий шлёпнулся на задницу и, впав взадумчивость, остался сидеть… и так далее. Они налетали, размахивая ктокулаками, кто и ножом, а он, даже не ускоряя дыхания, валял их по земле,закручивал волчками, устремлял носом в пыль… Пока наконец корабельщики неначали хохотать, не спрятали вытащенные сдуру ножи и не пригласили его с собойобратно в харчевню. Он тоже посмеялся, пожелал мореходам доброй пирушки иотправился дальше… И подумал про себя: вот бы видел Наставник – небось даже ион не нашёл бы, в чём его упрекнуть…

Ох, Наставник… «Почему я так боюсь? Чего, спрашивается? Ну,убьёт – так всем нам когда-нибудь умирать…»

До него постепенно доходила причина овладевавшего им страха.Мы все пугаемся неизвестности. Если бы не пугались, стал бы кто гадать о своёмбудущем и идти на поклон к мудрецам, способным провидеть судьбу! Но есливдуматься – тем и хороша неизвестность, что таит в себе массу разныхвозможностей. Непроросшие всходы семян, ещё не брошенных в землю. И всегда естьнадежда что-нибудь изменить впереди, там, во тьме ещё не случившегося.Совершить поступки, могущие приманить лучшую долю. Воздержаться от деяний,способных устремить цепь событий к горестному исходу…

Но если всё заранее предопределено и ты это знаешь? Нестрашнее ли чувствовать себя осуждённым, которого ведёт к плахе палач, –приговор оглашён, и его не изменит ничто, никакое усилие твоего духа, никакоенапряжение тела… Что бы ты ни сказал, что бы ни сделал – лишь виднее становитсямёртвое сияние топора, ждущего впереди… Зачем тогда всё? Зачем слова и поступки,зачем размышлять о Зле и Добре, делать выбор и сомневаться в его правильности,если от этого всё равно ничего не зависит?.. Если Хозяйка Судеб уже выпряланить и занесла острые ножницы и ты доподлинно знаешь, сколько витков осталоськрутиться веретену?..

Страшна неизвестность, но предопределённость – хуже стократ.Поняв это, Волк рад был бы вернуть унёсшуюся молитву. Но этого, как и вообщеспособности вернуть слово, слетевшее с языка, не дано никому.

Или он устрашился предопределённости только потому, что она,по мнению Винойра, ничего хорошего ему не сулила?..

…А поднявшиеся псы схлестнулись вдругорядь уже не стольбешено. Наскочив один на другого, просто поднялись на дыбы, покачиваясь иборясь в стойке на широко расставленных задних лапах… Впрочем, «просто» – таксказал бы лишь тот, кто ни разу не видел подобной борьбы собственными глазами.А кто видел, тот знает, что, вздыбившись свечкой, степной волкодав на головупревосходит взрослого немаленького мужчину. Скребут пыль мощные задние лапы,упираются, бьют тупыми когтями передние, хрипят и ловят чужое движениеклыкастые пасти, разинутые столь широко, что, кажется, вовсе не положенособачьей пасти так раскрываться…

Псы вертелись, и вышло, что Волк встретил взгляды обоих.Глаза Молодого искрились удалью и свирепой уверенностью в близкой победе. ГлазаСтарого… Вот тут Волк понял, что Винойр был тысячу раз прав. Матёрый,украшенный сединой кобель не ярился, не подстёгивал себя кровожадным злымрыком. Он был очень спокоен. Он без суеты отражал стремительные наскокисоперника, в котором наверняка распознал недавно взматеревшего щенка. Старыйбыл вполне уверен в себе и попросту ждал, чтобы Молодой сделал ошибку, как-тооткрылся. Или постепенно выдохся, плясавши-то на задних лапах, – тяжкаятрата сил для всякого пса. И вот тогда Старый преподаст ему урок, отучая отизлишней самонадеянности. Доходчивый и весьма жестокий урок…