Кровь в моих жилах - Татьяна Лаас

были лишь капли дождя или грязная вода из лужи — он то и дело падал ниц, прямо в лужу перед ним, а потом вставал и снова кричал: «Грехи! Грехи наши тяжкие!» Страшна в России участь провидцев. Не дай Бог иметь такой магический дар.

В храме было полным-полно людей. Горели свечи, пахло елеем, людьми, промокшей одеждой и благостью, снова заломившей и так переполненные эфирные каналы в теле Светланы. Она, быстро поклонившись как положено иконе Божьей Матери, поспешила прочь — надо было приходить утром, когда благость еще легко переносится.

Заскочив в недорогое кафе, Светлана купила себе кулек пирожков с капустой на ужин и на завтрак, а потом поспешила обратно в управу — Ерофей Степанович скоро пойдет домой, и зонт ему очень даже понадобится. Письмоводитель, закутанный в шинель, уже недовольно стоял на крыльце в ожидании Светланы. Подобострастный на словах, он все же выдал свое недовольство задержкой Светланы — чуть ли не силой вырвал у неё зонт и пошел прочь, неловко шлепая ботинками с галошами по лужам.

Закрыв двери управы на ключ — для внезапных посетителей был электрический звонок, Светлана устало пошла в свой кабинет на второй этаж. Она настолько промокла и озябла, что решила наплевать на магдетекторы — она эфиром высушила на себе одежду и обувь. В сегодняшней эфирной буре, уже приближавшейся к пятой, не меньше, степени, её заклинаний не заметят. Теоретически. Забавно, что ранги магов шли от пятого к первому по возрастанию сил, а вот степени эфирного напряжения считались, как у метеорологов: от меньшего, первого, к большему. Самым сильным и опасным считался восьмой уровень. «Катькина истерика» десять лет назад просто сожгла магдатчики — теоретики от магии считали, что тогда императрица из рода Рюриковичей выдала запредельный десятый уровень. Светлана до сих пор этого не понимала: предали тебя кромешники — остальная страна-то при чем? Хорошо, что сейчас с самодержавием было покончено, хотя конституционная монархия, которую объявили почти десять лет назад тоже не особо хороша оказалась — Светлана кардинальных перемен не замечала. Цены росли, жалование оставалось неизменным почти век, чиновники как брали взятки, так и брали, и что со всем этим делать, она не знала. Если только сегодняшний упырь, действительно, окажется цесаревичем Дмитрием? Хотя Россия уже проходила двух Лжедмитриев. Светлана даже не знала, что будет лучше: упырь или все же цесаревич? Впрочем, гадать глупо — полночь сама раскроет тайну любовника Веры Ивановны Лапшиной.

Светлана, поужинав и поставив будильник в кристальнике на одиннадцать часов, легла спать — все лучше, чем страдать от ноющих эфирных каналов и прыжков температуры. Ей казалось, что она только-только положила голову на подушку, как будильник резко затрезвонил, прогоняя сон. Дождь за окном не закончился, так и продолжал капать, уже еле-еле, стуча по железным оконным откосам. Идти куда-то в темень и слякоть не хотелось. Светлана быстро привела себя в порядок, поймала на улице позднего извозчика и к полуночи приехала к дому Лапшиной. Он находился у самого начала Ежиной горы в относительно благополучном квартале Уземонки — полицейский участок находился в паре минут ходьбы. Дом был двухэтажный, в пять окон по фасаду, первый этаж каменный, второй — деревянный. Кружевные наличники на окнах, из-за плотных штор пробивался яркий электрический свет. Лапшины жили хорошо. Все портил только залетный Ясный сокол.

Светлана позвонила в дверной звонок — открыла сама немного растерянная Лапшина, проводя в дом через пустой холл — назвать это сенями язык у Светланы не повернулся. Впрочем, спрятанное в углу раскрашенное яйцо для домового Светлана заметила — храм такого не поощрял, но все знали, что проще мирно жить с домовым, уважая его, чем пытаться вывести из дома. Даже в управе Богдан Семенович самолично наливал молоко в блюдечко для домового. Лет десять назад за такое и по этапу можно было пойти.

В доме было тихо: Верочка, судя по всему, уже спала, городовой еще не пришел, слуги были на своей половине. Светлана проверила все окна и двери и осталась довольна — Дарья Ивановна сделала все на совесть. Оставалось только усыпить саму Лапшину, чтобы не попала под горячую руку во время разборок с Ясным соколом.

Часы в гостиной пробили полночь. Полицейского так и не было. Лапшина нервничала все больше и больше — глядишь, скоро руки начнет заламывать. Светлана, осмотрев небольшую, скромную спальню Веры, а потом и саму мирно спящую в кладовке, заставленной старыми вещами, Веру, осторожно прикоснулась к Дарье Ивановне и усыпила её заклинанием третьего уровня, опуская на узкую кровать рядом с сестрой. Эфир с каждым разом отзывался все проще и проще, хотя Светлана понимала: расплата за эту легкость будет тяжелой.

Можно было приступать к знакомству с Ясным соколом — сейчас полицейский будет только мешать Светлане. Она достала пробирку из кармана юбки и, проколов Вере палец на левой руке, набрала в неё кровь, плотно закрыв пробкой.

В уличную дверь позвонили, а потом еще и требовательно постучали. Светлана поспешила открыть, недоумевая, кто из хвостомоек такой наглый. На пороге неожиданно оказался Громов собственной персоной. Заросший щетиной, усталый, в промокшей шинели, крайне серьезный и чем-то озабоченный. Закрыв за собой дверь и стащив с себя фуражку, проходить дальше в дом он не стал — замялся у порога:

— Доброй ночи, Светлана Алексеевна.

— И вам доброй ночи, Александр Еремеевич. Вот уж не ожидала вас сегодня встретить еще раз.

Он протянул Светлане её плащ:

— Я не мог не вернуть вам ваши вещи.

— Надо же… Спасибо… — Она повесила плащ на вешалку.

Громов улыбнулся — кажется, первый раз за всё время:

— Я решил своих парней к вам не посылать — вы необычная особа. Ни Синица, ни Петров с вашим энтузиазмом не справятся.

Светлана не знала, что и сказать на такое. К счастью, пристав ответа не ждал:

— Да и с энтузиазмом Лапшиных тоже — они мне сегодня взятку пытались всунуть. Еле отбился, Светлана Алексеевна.

Она рассмеялась — было приятно, что она не одна такая, отказывающаяся от взяток. Громов привычно нахмурился, ничего не понимая.

— Простите, — повинилась Светлана, не став, впрочем, что-то объяснять.

Пристав её, кажется, не понял — тоже в свою очередь принялся извиняться:

— И вы меня простите за опоздание. Там на улице вокруг фонаря летучая мышь летает. Размеры только большие — никогда таких не видел.

— Ага! Дмитрий Ясный сокол прилетел! — обрадовалась Светлана и, подхватив Громова под локоть, потащила