Кровь в моих жилах - Татьяна Лаас

зонт. Лужи, через которые Громов неожиданно переносил Светлану, подхватив её за талию. Темнота. Рев Уземонки в каменном ложе набережной. Приятный, хрипловатый голос мужчины. Что еще нужно для счастья? Только все же сухости, наверное.

Шагая по узкому мосту, Громов не удержался от замечания:

— Уземонка сегодня сама на себя непохожа. Высоко поднялась.

Светлана глянула через перила на черные быстрые волны:

— Да, сейчас не только гузку помоет, но с головой перехлестнет.

— Простите, что?

Она улыбнулась — он совсем не интересовался местами, где несет службу.

— Уземонка в девичестве, лет так сорок назад, называлась Гуземойкой.

Ей удалось-таки фраппировать Громова — он удивленно посмотрел на неё, поперхнувшись словами:

— Гузе… Что?

— Мойкой. Вам не послышалось. — Светлана рассмеялась, заметив недоумение на лице Громова: — Вы все правильно поняли. Иногда её еще Хвостомойкой звали, ну и другими нехорошими словами, расположенными на том же уровне у мужчин.

Громов неудержимо принялся краснеть — то ли от испорченности Светланы, то ли от попытки не рассмеяться.

— Да, да, да, хвостомоями вас именно поэтому прозывают, Александр Еремеевич. Из-за этой речушки, которую в любое время года можно перейти, замочив лишь гузку.

Мужчина все же рассмеялся:

— А я-то все не понимал, за что нас так не любят. А это из-за речки. Но как она оказалась Уземонкой?

— Очень просто. Суходольск сорок лет назад сделали губернским городом. Император должен был приехать на торжества в честь новой Суходольской губернии, а тут посреди города речка с непотребным названием: то Гуземойка, а то и… Похуже. Сперва новоявленный губернатор решил назвать речку Уземойкой, но это не помогло. Тогда её окончание переделали на французский манер. Заодно пришлось указ издавать о новых наименованиях, чтобы не смели Гуземойку вспоминать.

— Необычно, — признался Громов. — А Каменка? Почему речка Каменной называется? Тоже переименовали?

— Нет, Каменка она издревле. Вы не были в её устье? Там ледники тащили, тащили да не дотащили камни — в устье бросили. Огромные такие, как Царь-камень. Каменка между ними и петляет.

Громов заинтересованно спросил:

— А Идольмень? Говорят, что раньше озеро называлось Идоло́м.

— Не было здесь поругания идолов. И не ломал их никто. И в озеро не бросал, Александр Еремеевич. Проще все. — Она еле сдержала недостойный чиновника визг, когда Громов её в очередной раз перенес через громадную лужу. Еще и посмотрел угрюмо на туфли, на лужи, на неё саму, кажется, решая, что её проще до управы на руках и дальше нести. Он все же сдержал свои порывы и поставил Светлану на тротуар.

— Так что там с названием? — напомнил Громов.

— Считается, что изначально озеро, еще до славян, называлось Ильдым. Нежилое место. Суходольск же расположен на холмах, а остальные берега Идольменя низкие, там по весне затапливает, болота кругом невысыхающие. Вот и называлось озеро Нежилым — нельзя было селиться на его берегах. Буквы на очередной карте перепутались, вместо Ильдыма стал Идолым, а там и до Идольменя недалеко. — Она улыбнулась, замечая очевидное — крыльцо управы: — вот мы и пришли, Александр Еремеевич. Спасибо за прогулку.

— Вам спасибо, — замялся на пороге управы Громов. — А вы, Светлана Алексеевна, бумаги по капищу…

— Уже сделала. Они только не подписаны Смирновым.

Громов пытливо заглянул Светлане в глаза:

— Я могу их забрать?

— Так не подписаны же. Утром вам отошлю.

Громов нахмурился:

— Утром их уже надо будет отправить. Кромешникам все равно на подписи, Светлана Алексеевна.

Она осторожно уточнила:

— Что случилось, Александр Еремеевич?

Дождь даже притих, ожидая ответа хвостомойки.

— Случилось то, что дело все же придется сдавать кромешникам. Там… На капище… Там великую княжну Елизавету Павловну принесли в жертву.

Сердце Светланы рухнуло в пятки. Такого она не ожидала совсем.

— Царскую кровь все же пролили, — сухо продолжил Громов. — Десять лет назад у Екатерины Третьей не получилось — кто-то все же закончил её дело тут. Что теперь ждать, неизвестно. То ли конец света, то ли…

Глава пятая

Появляется новый ранг магии, а Громов проявляет чудеса наглости. Или заботы?

Светлане не спалось. В горле свербели болезненные паучки, царапая его своими лапками; перегруженные за день эфирные каналы гудели; в голове стучал упорный дятел. То и дело крутясь на служебном диване, она вспоминала слова Громова и пыталась понять, что же он недорассказал, прикрываясь тайной расследования.

Официально вся императорская семья считалась погибшей, хоть их тел так и не нашли. Тогда вообще было не до поисков и опознаний. Именно отсутствие тел и порождало теперь кучу слухов. От Дмитрия Ясного сокола до княжон-русалок в Ладоге.

Если допустить, что княжны выжили, то как Громов и Карл Модестович поняли, что убитая — Елизавета Павловна? Детей у Екатерины Третьей было много: старшая Наталья, потом Мария, потом Елизавета, цесаревич Дмитрий и совсем маленькие Елена и Анна. Перепутать ставших взрослыми, если они, конечно, выжили, старших княжон легко — между ними разница в год-полтора года была, но Громов уверенно сказал, что это Елизавета, которой на момент «Катькиной истерики» было тринадцать лет. Именно Елизавету и Дмитрия Екатерина взяла с собой на капище десять лет назад. Как хвостомойка понял, что убита именно Елизавета? Не документы же она при себе носила!

Светлана закашлялась и села на диване, подтягивая колени к груди и сильнее кутаясь в плед. Она достала из-под подушки фляжку со сбитнем, которую — вот добрая душа! — Громов принес с собой для обмена на пустую, отданную в Сосновском парке. Она сделала глоток, успокаивая больное горло. В этот раз сбитень был другой. С кислинкой клюквы, со сладостью солодки, с терпкостью тысячелистника и узнаваемой ромашкой. Нет, такого мужика Вера Ивановна не заслужила. Удачно ему побегать от Лапшиных!

Документы… Проверки на истинность имени, данного при крещении, последние десять лет были тотальными и обязательными. Только иноверцам и разрешалось их избегать. Жандармы и кромешники лютовали, привязываясь к каждой мелочи. Вспомнились свои многочисленные проверки, знатно попортившие ей нервы. Светлана попала в приют без документов; родственников и знакомцев, которые могли бы под магической клятвой подтвердить её имя, у неё не было. Документы Генеральной консистории, расположенной в Санкт-Петербурге, естественно, пропали. Тогда вообще все пропало. Земли под городом рухнули на несколько саженей вниз, воды пришли с Балтики огромной волной, захватывая новые территории. Счет погибших шел на сотни тысяч. Их хоронили быстро, в