Тайрин - Тамара Витальевна Михеева

Забирает меня в болото, тянет на дно, а я не могу сопротивляться.

Тинбо запустил пальцы в волосы.

– Тайрин, что ты говоришь, какой он двуфь? Да он любит тебя! Он с ума сходит, он сам мне признался, что без тебя ему жизни нет, что…

– Молчи! – Тайрин закрыла ему рот рукой. – Пожалуйста, молчи.

Синие глаза Тинбо потемнели.

– Ты же сама… вы все время гуляете за руку, ты с него глаз не сводишь, я же вижу!

– Да! – в бешенстве закричала Тайрин. – Да! И вот представь, что я не могу! Не могу вырваться из его рук! И сказать ему «нет» не могу, и быть его возлюбленной не могу!

Они молчали, глядя друг другу в глаза, будто всю жизнь танцевали в паре чудесный танец и вдруг поняли, что не попадают в такт.

– Ты должна сказать ему.

Тайрин через силу кивнула. Она уткнулась в плечо Тинбо и всхлипнула. Он обнял ее и повел к дому.

– Вы, девчонки, такие странные, – вздохнул Тинбо и перевел тему: – У Ауты скоро день рождения. Что мы ей подарим? Надо что-то особенное, да?

День рождения Ауты

У Ауты были строгие родители, они выросли в Риле и всю жизнь считали ее законы разумными и справедливыми. Они разрешили Ауте пригласить друзей на пятнадцатилетие, если это будут приличные дети из уважаемых семейств.

– Вы все такие и есть, – бесхитростно сказала Аута и все-таки не удержалась, фыркнула. – Ну, кроме тебя, Мэтл.

Мэтл, как раз в этот момент засунувший в рот полбулочки, пробурчал:

– Што фвасу я-то…

Изо рта посыпались крошки, все засмеялись.

– Мы как раз такие и есть, – заверил Ауту Лайпс и взял Тайрин за руку. Она не отняла ее, но нахмурилась. Самодовольство Лайпса раздражало ее все больше.

Подарок Ауте был готов. Каждый день Бьёке резала большой лист рулонной бумаги на восемь частей, которые потом станут страницами книг. И каждый день уносила между нижними юбками одну из восьми. Каждый день Тайрин подбирала упавшие кисточки или перья и прятала их в карманы, а вечерами задерживалась только для того, чтобы отлить немного краски в аптечные пузырьки. Тайрин распирала гордость, что они так ловко это все провернули, а еще она представляла, как обрадуется Аута, и хотелось танцевать.

Накануне дня рождения только и было разговоров, что о мальчишках, о нарядах и угощении, которое надо успеть приготовить. Бьёке накупила разноцветных лент и попросила Тайрин сделать ей одну из сложных хэл-марских причесок. Темные длинные волосы Бьёке были ее гордостью и предметом зависти всех городских девчонок. Аута уговорила маму испечь старинный атуанский пирог с пряными травами и сыром, а Тайрин все не могла выбрать, какое из двух платьев надеть: зеленое или темно-синее?

– Девочки, – сказала вдруг Аута и покраснела. – У меня прямо какие-то предчувствия по поводу этого дня рождения…

– Какие?

– Ну… – Она посмотрела на Тайрин. – Мне кажется, Тинбо попросит у меня поцелуй.

– Ох! – выдохнули хором Тайрин и Бьёке.

Аута опустила голову.

– Вот прямо чувствую, что так и будет.

– Ну а ты? – спросила Тайрин, представляя, что станет с Тинбо, если Аута откажет.

– Я не знаю. Первый поцелуй – это ведь очень ответственно, вы же знаете. Он должен быть только по любви и по согласию обоих.

Бьёке фыркнула:

– Ты думаешь, Тинбо способен поцеловать тебя просто так, не спрашивая?

– Нет, конечно, нет! – Аута опять глянула на Тайрин. – Просто я… а вдруг это не настоящая любовь? Не на всю жизнь.

Бьёке даже фыркать не стала. Наверное, подумала о Мэтле. Совсем недавно он попросил ее о поцелуе, но она сказала, что еще не время и пусть сначала научится быть серьезным. В отношении Мэтла это прозвучало все равно что «никогда». Он потом целый месяц не ходил с ними гулять, сидел дома и не хотел разговаривать даже с Тинбо.

– Все это глупости, – заявила Бьёке. – Первый поцелуй, второй, пятый… Целоваться можно сколько угодно, это вам не замуж выходить.

– Потом да, но первый поцелуй… – неуверенно прошептала Аута. – Есть же примета, что, если первый поцелуй отдан не по любви, потом счастья не будет. Муж начнет бить, или вдовой останешься, или вообще замуж не выйдешь.

– Ой, Аута, тебе скоро пятнадцать лет, а ты веришь всем этим сказкам? Книжники подняли бы тебя на смех!

– Мы не книжники, – возразила Тайрин. – Не знаю, я тоже не очень верю этой примете, но если ты Тинбо не любишь, то, может, не стоит с ним целоваться?

– Я… в том-то и дело, что я его люблю! Но вдруг это пройдет?

Они засмеялись. А Тайрин вспомнила свой недавний разговор с Тинбо. «Ты должна сказать ему». Наверное, должна. Интересно, попросит ли Лайпс о первом поцелуе?

– Как по мне, главное, чтобы никто не украл твой первый поцелуй, остальное не страшно, – заметила Бьёке.

– Да, хуже украденного первого поцелуя ничего нет, – согласилась Аута. – Представляете, некоторые мальчишки так и делают. Подбегают на улице и целуют! Вот ужас-то, да?

– Так делают только те, кому никто из нормальных девчонок никогда не разрешит себя поцеловать! – отрезала Бьёке.

Аута пришла в восторг. Она гладила подаренный ей самодельный альбом, перебирала пузырьки с красками и кисточки и шептала:

– Девочки, вас ведь убьют, если узнают, девочки…

Тайрин и Бьёке смеялись.

А потом пришел Лайпс с Саро и Микасом. Лайпс подозвал Тинбо, они о чем-то пошептались и вручили Ауте свой подарок. Это был роскошный альбом в кожаной обложке, с крохотным, но настоящим замочком и ключиком, с шелковой на ощупь белоснежной бумагой.

Пока Аута в немом восхищении гладила его страницы, обнимала Тинбо и чуть ли не плакала от счастья, Тайрин подошла к Лайпсу.

– Где вы его взяли?

Лайпс улыбнулся.

– Тинбо рассказал, как Аута страдает без рисовальных принадлежностей, и вот… – Он сделал широкий жест, демонстрируя Тайрин счастливую Ауту и сияющего Тинбо. – На что только не пойдешь ради влюбленного друга.

– Но мы обошли всю Рилу и не нашли ничегошеньки! Ни одного альбома даже из самой дешевой бумаги! Где ты его взял?

– Попросил отца Челисы привезти из столицы, – пожал плечами Лайпс.

Тайрин кивнула, улыбнулась через силу и отошла. Они с Бьёке целый месяц рисковали, они воровали, прятались, дрожали от страха и собственной дерзости, а потом, как смогли, сшили неровные листы в подобие альбома. А он! Он просто попросил… Просто попросил отца Челисы.

– Почему ты сердишься? – спросил Лайпс и взял ее за руку, переплетя свои пальцы с ее пальцами.

Тайрин помолчала. Он никогда не поймет.

– Знаешь, – сказала Тайрин, глотая горький ком в горле, – Аута страдает вовсе не без рисовальных принадлежностей. Она страдает, потому что вы запрещаете ей рисовать то, что ей хочется, и она растрачивает свой дар на перерисовку чужих дурацких картинок.

– Лично я ничего ей не запрещаю.

– Ты понял, о чем я.

– Нет!

– Ну и не надо! – крикнула Тайрин, и все смолкли, повернулись к ней.

Краем глаза она заметила, как Лайпс снова улыбнулся, будто говоря: не пойму, чего она взбесилась, наверное, от зависти, ладно, попрошу привезти еще один такой же.

Тайрин вырвала руку и вышла в сад. Крохотный садик семьи Марофа сумел вместить в себя две грядки с пряными травами, пеструю цветочную клумбу, несколько вишен и яблонь, кусты кизила и малины. Тайрин села на скамейку между двумя яблонями и уставилась в темноту. «Это бессмысленно. Он никогда не поймет меня, мою семью, то, чем мы живем. Мы слишком разные. Он никогда не сможет полюбить Хофоларию во мне. Ему нужно, чтобы я стала книжником, одной из них. Зато я могла бы больше не скрывать, что умею читать, – снова и снова с тоской думала она. – Я смогла бы научить читать наших детей. И ведь я же люблю его, я правда люблю! Мне нравится смотреть на него, нравится, когда он на меня смотрит и когда он ко мне прикасается. Но… но все, что он говорит, выводит меня из себя. И его шутки. И то, что он может