По следам большой смерти - Виталий Сертаков

Такого пассажа со стороны Сейма Коваль не ожидал. Видимо, сработала тайная агитация, обещанная немецкими пивоварами.

Урожай был собран, обозы забиты зерном и копченым мясом. Все приготовления закончены. Со дня на день в Тамбовской ставке ожидался караван с патронами из Вологодских армейских складов. В предвестии зимы генералы всё чаще шептались о странной нерешительности, столь несвойственной президенту. Всё чаще поговаривали о том, что наступление будет отложено до весны. С северных строек на Днестр и Волгу были переброшены тысячи рабочих. Инженеры возводили по древним учебникам уже третью линию обороны, а команды к наступлению всё не было.

Коваль ждал.

Только три человека в окружении президента ничему не удивлялись. Трое самых близких людей: жена, книжник Лева Свирский и потомственный колдун Христофор. Только они знали, почему президент медлит.

Коваль ждал летуна от Бердера. В то утро, когда измотанная летучая мышь опустилась на окошко броневика, пошел снег. Первые несмелые снежинки опускались на холки лошадей, забирались в палатки и падали за шиворот часовым. Зима неумолимо вступала в свои права, и природе было наплевать на чьи-то военные планы.

Артур поставил перед летуном полную тарелку парного мяса. Пока мышь насыщалась, президент натянул сапоги, побрился и собрал рюкзак. Затем расстегнул на шее осоловевшей мыши ремешок и извлек из потайного кармашка гильзу с запиской. Прочитав послание, президент свистнул ординарца и вручил ему три запечатанных пакета. Не торопясь, выпил кружку чая и почистил зубы.

На вышке ударили в гонг, раздались свистки и отрывистые команды офицеров. За несколько секунд ставка пришла в движение. Словно круги от упавшего в воду камня, от броневика командующего начали разбегаться потоки энергии. Эти колебания нарастали, спотыкались друг о друга, выравнивались, в свою очередь приводя в трепет все новые участки спокойной утренней глади.

Прикрыв глаза, Коваль внимал суете и впервые за много лет признавался себе, что боится. То есть он и раньше множество раз трясся от страха. По сути дела, Коваль наперечет мог припомнить редкие минуты, когда чудовищное напряжение ослабевало. Первые недели в новом мире он вздрагивал от каждого шороха, затем постоянное ожидание смерти притупилось. В деревне Качальщиков он приучился рассматривать собственную гибель как рядовой эпизод в череде смертей и рождений. Привыкнуть к такой постановке вопроса было совсем не просто, но, пока не родился сын, Коваль не знал, что значит бояться за других.

Оказалось, что бояться за ближних гораздо тяжелее, чем за собственную шкуру.

А потом наступил очередной перелом. Вместе с властью Артур получил громадную ответственность. Ужас совершить ошибку, опасения за сотни и тысячи чужих жизней заставили его загнать личные кошмары поглубже.

Этим ноябрьским утром президента трясло от страха. Только что он обрубил швартовы. Оставался, правда, еще один, самый крепкий канат - последний пакет, который надлежало вручить Руслану Абашидзе. В пакете находился приказ о передаче полномочий на время отсутствия президента и скрупулезные указания на ближайшие тридцать дней. Уже били копытами кони вестовых офицеров, уже строилась караульная рота и сворачивали палатки штабные клерки, но войну еще можно было остановить. Можно было сделать вид, что ничего не происходит, отгородиться дворянской опричниной и благополучно доживать свой век в сытости.

Он поймал себя на том, что ищет, к чему бы придраться. Если бы вчерашние деревенщины замешкались, если бы дали ему малейший повод усомниться в боеготовности, которую он сам поднимал столько лет…

Но, как назло, всё шло четко и по плану. Старик Суворов был чертовски прав. Даже кони взбрыкивали от радостного возбуждения в предвкушении галопа.

– Майор! - Коваль выглянул в окно. - Дежурный полувзвод - в седло! Доставить пакет генералу и посыльных на квартиры к штабным офицерам. Пароль - "Крест и Отечество"…

Месяца должно было хватить. Артур еще раз прочитал мятую записку и швырнул ее в огонь. Там стояло всего три слова.

"Храм ждет послушника".

До Рязани президента домчал правительственный бронепоезд. Не доезжая до вокзала, машинист затормозил, а начальник стражи послал людей за лошадьми. Не успел Артур отмыться от паровозной копоти, как из гарнизона прискакал отряд сопровождения. Большинство местных драгун никогда не видели президента живьем. Они не столько охраняли, сколько пялились на хозяина страны, который, по слухам, родился сто пятьдесят лет назад в семье подземных чародеев…

Двое суток Коваль гнал без отдыха до лесной заимки, где Бердер оставил дракониху. После пришлось совершить еще четыре посадки, пока штурманом не подсел молодой бурят, он же будущий переводчик. За оставшуюся дорогу плосколицый юноша не произнес и пяти слов, и Коваль засомневался, знает ли парнишка хотя бы свой родной язык. Последнюю ночь путники провели, кутаясь в меха, посреди глухой тайги, там же скормили змею последнего барана. Бурят подстрелил из лука двух куропаток, а Коваль до отвала наелся мороженых ягод. А ранним утром взору открылась потрясающая картина.

Над Байкалом всходило ослепительно яркое солнце. По волнующейся ряби глади скользила тень Катуники; дракониха ровно махала крыльями, поднималась всё выше, но Артуру по-прежнему казалось, что поверхность воды находится в нескольких метрах. Над водой кружили стаи птиц, далеко на севере поднимались дымки костров, у берега раскачивались рыбацкие лодки. От чистейшего воздуха и необъятной шири кружилась голова. В который раз, попадая под власть таежного великолепия, Артур задавался вопросом, почему же людям не хватает земли для мирного соседства…

Потом бурят тронул президента за плечо и велел снизиться над устьем реки. С бешеной скоростью змей миновал железнодорожный мост, пронесся над десятком завалившихся высоковольтных опор и сделал круг над стойбищем. По раскорчеванному участку тайги между деревянными домиками носились собаки и смешные черноволосые дети. Но Коваль не обращал внимания на людей. Во все глаза он смотрел на крылатых, привязанных под обрывом. Вытянув шею, встречал подругу отливающий золотом Катун. Там была еще одна самка, помельче, со светло-зеленой чешуей. Наверное, это прилетели Бердер и кто-то еще из уральского клана. А вот третий ящер заставил сердце забиться чаще.

Это было оно. То самое, ради чего президент бросил армию и столицу.

Артур уже слышал, что, по согласованию с китайцами, восточнее и южнее Байкала русские не имели права использовать змеев. В свою очередь, китайские Хранители, монахи Храма Девяти Сердец, обязались не выпускать в воздух своих крылатых подопечных западнее Иркутска. И территориальные притязания не имели к запрету ни малейшего отношения. Должно было пройти еще несколько тысяч лет, прежде чем китайцам и русским снова станет тесно в древних границах. Проблема заключалась в скверном характере Красных драконов. Они не терпели в небе никого, кроме себе подобных. Выражаясь жаргоном забытых времен, продуктам Храма начисто "сносило крышу"; даже монахи не справлялись с порождением собственной магии.