Casual 2. Пляска головой и ногами - Оксана Робски

– Конечно.

– Не полечу. Может, попозже.

– А на презентацию в «Mercury» пойдешь? У меня ужестолько твоих пригласительных!

Мы пришли на премьеру в кино. Он не любит фотографироваться.И редко кто настраивает на него свой фотоаппарат.

Меня обступают фотографы, я рада, что не поленилась уложитьволосы.

Он где-то за их спинами: разглядывает афишу. И я тоже нехочу, чтобы нас фотографировали вместе, потому что я – свободна!

Я улыбаюсь в камеры, и так повернулась, и так, и как будтоухожу, и машу рукой, и шлю поцелуи.

– Сюда, сюда! – кричат фотографы по очереди, имважно, чтобы я заглянула именно в их объектив, и я кокетничаю с фотоаппаратамии надеюсь, что, может быть, в этот раз снимки получатся красивыми.

В зале темно. Я дышу ему в ухо. Я называю его Пух.

На экране что-то происходит, но то, что происходит междунами – гораздо интереснее. Он одним пальцем приподнимает мне юбку, я, какучительница указкой, шлепаю его по руке флаером.

С тех пор как мы были спичками, мы больше ни разу не были вместе.

Вибрирует телефон, переключенный на бесшумный режим.

Сердце идет ко дну, как подбитый корабль. Тот самый номер.

Сработал автоответчик.

Не обращаю внимание на руку, которая замирает у меня набедре.

Слушаю. Надеюсь, что удары сердца не заглушат того, чтозаписано.

Смутно надеюсь, что сообщение не оставлено.

Оставлено.

Сначала мне показалось, что это Антошка.

Нет, просто детский голос.

Ребенок. Мальчик.

Сообщил мне о том, что я скоро наемся грибов. И сдохну. Ичтобы я не расслаблялась. И что я – гадина. Скользкая, ползучая гадина.

На экране главный герой стрелял в своих врагов, и онипадали, десяток за минуту, и были похожи на пустые жестяные банки в тире вСокольниках.

Это было самое крупное издательство в Москве.

Им управляла женщина. Она сидела в просторном кабинете,больше похожем на будуар. В хрустальной вазе, рядом с хрустальным пресс-папье,аппетитно блестела черешня. В тон к черешне на Вере («Давайте сразу на «ты». Я– Вера») была надета блузка. И – как маленькие черешенки – в ее ушах были сережки.

Вера заикалась.

– Вы видели наш ти-ти-типовой договор?

– Да. Я отдала его юристу.

– П-п-правильно.

Она сказала, что договор, который я подписала по первойкниге, – это просто позор!

– Г-г-грабеж средь бела д-дня! – Это она про моеголысого современного издателя. – М-м-мы предлагаем тебе договор с-с-сразун-н-на пять книг.

– Я поняла.

– Мы п-п-платим аванс.

Я сделала крайне заинтересованный вид.

– М-м-м-миллион долларов.

Ненавижу, когда заикаются. Ничего не понятно.

– М-м-миллион наличными!

Когда говорят «ее глаза заблестели» – имеют в виду меня.

– Миллион долларов? – спросила я. По-детски так.Как будто мы играли в «Монополию».

Вера кивнула.

– М-миллион.

Я смогу выкупить свой дом, который мой бывший, по мудромусовету своей матери, оформил в ипотеку, на свое имя, на пятнадцать лет.

– Неплохо, – похвалила я Веру. Хотя выглядело этотак, словно я похвалила черешню, аккуратно положив косточку в пепельницу.

– И м-м-м…

– Миллион, я поняла. – После того как повторишьэто слово несколько раз, произносишь его уже запросто, как, например, макароны.

– М-м-мы дадим вам охрану. К-к-к-круглосуточно.

– Охрану? – Я внимательно посмотрела на Веру.Наверное, надо быть психологом, чтобы сидеть в кабинете с черешней и раздаватьмиллионы всем подряд. – Охрана мне не помешает.

Правило № 2. Если у вас завелся маньяк, вы никому не должнырассказывать о нем. Никому и ни при каких обстоятельствах. Включая подружек,женихов и издателей.

Сан Саныч сказал, что детей часто используют, например, всицилийской мафии. Как способ угроз.

Потому что голос ребенка не идентифицируется.

Еще он сказал:

– Ты почему-то дорога моему шефу. И он дал мнекарт-бланш на все мероприятия.

– На какие мероприятия?

В кабинете Сан Саныча стоял огромный шкаф с его коллекцией.

Он коллекционировал жуков. Не в смысле жучков (что было быпонятно при его работе), а именно жуков – стеклянных, деревянных,пластмассовых, с эмалью. С дарственными надписями. От друзей и сотрудников.

– Какие мероприятия?

– Камеры по периметру дома, вооруженная охрана 24 часа.

– Спасибо.

– А если он будет звонить?

– Отвечай. Только не слушай. Просто снимай трубку иклади ее, пусть разговаривает… чем дольше, тем лучше.

– Не слушать?

– Ну, конечно. Нервные клетки не восстанавливаются. Ине волнуйся. Я этих маньяков уже столько поймал!..

– Сколько?

– Достаточно. Одного, кстати, ты наверняка знаешь. Еговся Москва знает. О-о-очень известный человек. Как выяснилось, шизик.

– Да ладно!

– Складно! Охрана на твой счет проинструктирована.

Зима – это заговор против солнца. На этот раз мой телефонзазвонил, если не ошибаюсь, симфонией Баха. Алик.

– Я плыву на лодке по Усамасинте!

– Куда?

– В Мексику, конечно! Тут полно крокодилов! Ипограничники с двух сторон! Смотрят!

– На тебя?

– На крокодилов!

– Это не опасно?

– Смотреть на крокодилов? Да что с тобой!

– Да нет – плыть по Уса-муса…

– Усамасинте! Опасно. Мне все время кажется, чтокрокодил запрыгнет в лодку!

– Они не умеют прыгать.

– Ты уверена?

– Точна – Я не была уверена.

– Позвоню попозже. Ты никуда не летишь?

– Нет.

Вышла огромная статья того журналиста, который был похож натыкву в Хеллоуин. На первой полосе – мой портрет. Статья называется «Мыцеловались с писательницей в кафе».

Урод. Я скомкала газету.

Кто сказал, что журналисты – это вши на теле общества?