Дух неправды - Инна Тронина

Печерский отставил бутылку в сторону и поднялся, Санкар тоже встал. Миррен наконец отошёл от окна и уселся на подлокотник дивана. Шансонье невольно обратился к нему, словно желая разделить свою тяжкую ношу.

– Райдер, сведения точные, из пресс-центра Главка. Имя убийцы известно, фотография размножена, ориентировки направлены вниз по инстанциям. Кроме того, каждому, кто сообщит о местонахождении Санкара Никкама, выплатят премию. Знаешь какую? Сто тысяч долларов! Для простого человека – гигантская сумма. По телевизору передали, что Никкама видели утром в отеле «Пекин». Моё имя не назвали – пока. Если Санкара здесь застанут, то назовут. Тогда мне конец на букву «П», ребята! Столько работал, бродяжничал, нуждался, страдал! Страшно вспомнить. И ведь за мной сейчас не только Марина с Настей, но ещё громадный коллектив. Музыканты, персонал студии, создатели костюмов, подтанцовка, технические работники. Мы россияне, и отступать нам некуда. Я помню всё, что обещал тебе, Санкар. Мне очень стыдно. Я знаю, что ты прав, но никому не смогу это доказать. Раз тебя назначили виноватым, ты им станешь в любом случае. Только не кори меня! Пойми! Я думал, что у нас с тобой мало времени. Оказывается, его нет совсем. – Печерский закрыл лицо ладонями и замолк.

– Чего ты добиваешься, Майкл? – Миррен смотрел исподлобья.

– Хочу, чтобы Санкар поехал в своё посольство, где ему обязаны посодействовать. С праздниками, конечно, хреново получилось… Конкуренты меня с «солнцевскими»[43]давно уже оженили… 0ни будут рады меня с дерьмом сожрать! Мне ни в коем случае нельзя подставляться. Ты можешь рассчитывать на консульскую помощь, Санкар. Тебе нужно любой ценой укрыться на территории посольства, по возможности покинуть Россию. А из Индии тебя не выдадут, как Лугового[44]в Англию, ха-ха-ха! Когда всё уляжется, я навещу твоих родителей и всё им объясню. В любом случае лично я ничего не могу для тебя больше сделать…

– Сколько я ещё могу здесь оставаться? – Санкар взялся за «трубу».

– Ни в коем случае! – вскричал Миррен. – Вы ведь в розыске. Вас обнаружат по сигналу тотчас же. Вы кому собирались звонить среда ночи?

Печерский между тем допил остатки шампанского из бутылки, по-простецки вытер губы тыльной стороной руки и с шумом вздохнул.

– В Москве живёт мой друг… вернее, друг нашей семьи. – Санкар говорил неуверенно, как будто сомневаясь, стоит ли посвящать американца в личные дела. – Его отца вылечил от запущенного рака лёгких мой дальний родственник. Он делает это с помощью лингама[45]и наложения рук. Отцу врачи давали полгода жизни, прошло десять лет, и он жив. Сын много раз гостил у нас в Дели и в Гималаях. Мы вместе совершали восхождение в зону вечных снегов. Я привёл его ещё к одному нашему родственнику, занимающемуся криойогой.[46]Этот парень телевизор не смотрит принципиально, радио тоже не слушает. Вряд ли он в курсе того, что случилось. А даже если и знает…

– Он индиец? – сухо перебил Миррен.

В это время мобильный телефон в руке Печерского засветился, и тот стал читать какое-то сообщение.

– Нет, – растерянно ответил Санкар.

– Еврей? Мусульманин? – продолжал допытываться Райдер, придвигаясь к юноше и напряжённо прищуривая глаза.

– Нет, он русский. Это имеет значение? – Санкар чувствовал, что попал в капкан, откуда может вырваться, только чудом.

– Огромное, дружище. В этом случае на благодарность рассчитывать трудно. Вы слишком дорого стоите сейчас. И никакие заслуги ваших родственников не остановят жаждущего легко обогатиться. Здесь принято забывать всё, особенно добро. За деньги мать простит смерть сына, жена – убийство мужа. Что уже говорить о вас, всегда чужом человеке?..

Санкар беззвучно шевелил губами, и глаза его за стёклами очков буквально распахивались навстречу Райдеру. ТЕ глаза, огромные, цвета чёрного кофе, с голубыми белками, с загнутыми вверх и вниз ресницами. Никакая косметика не могла сделать эти глаза прекраснее, чем они были. Миррен хрустнул пальцами, но всё равно не мог прогнать наваждение. Маленькая хрупкая фигурка, волна густых чёрных волос, тонкие смуглые пальцы на подлокотнике дивана и вот эти, одновременно страстные и печальные глаза.

Почему-то вспомнилась кастрюлька на костре, кипящий в молоке, лингам, косматый голый старик в очках, измазанный пеплом и глиной. Наверное, так лечили и отца того самого парня, которому хотел звонить Санкар. Говорили, что йог сорок лет провёл в коме, а потом поднялся жить в горные пещеры. Райдер Миррен вспоминал сейчас праздник омовения, Кумхамелу. Тогда он искупался в Ганге, чтобы смыть с себя все грехи, как посоветовали знакомые индийцы. Но они не знали, что это за грехи, думали, что перед ними писатель, белый сахиб, которому нужно вылечить душу и повреждённый в автоаварии позвоночник. Тогда йог и бросил в молоко лингам, дал выпить сахибу, и спина замолчала…

– Вы здесь посидите, я выйду на минутку. С Соней нужно встретиться. Это… ну как бы сказать… эскорт-гёрл.[47]Сообщение прислала на «трубу» – срочно хочет пошептаться. Я дверь закрою и сбегаю в гостиную.

Печерский, спрятав трубку мобильника в карман, с трудом встал на ослабевшие от обильных возлияний ноги, буквально вывалился из библиотеки в коридор. Больше всего на свете ему хотелось прилечь куда-нибудь на кушетку и заснуть, но в этом на данный момент не было смысла. Всё равно разбудят, потому что Санкар Никкам крупно влип. Три года прожил в Москве – и ничего, даже в ментовку ни разу не забрали.

А за последние два дня он успел вляпаться во все кучи, совершить убийство и подставить собственную голову под топор. И не только собственную. – Михаил Печерский рисковал сейчас ещё сильнее, чем когда в Греции пил с албанскими бандитами и пел на золотых приисках Восточной Сибири. Но Санкара-то жалко, добрый, наивный мальчишка, каких в России нет. С таких брали пример хиппи во времена молодости Печерского, возвестившие святую истину, что «Бог есть любовь»…