Эпоха великих потрясений. Энергетический фактор в последние десятилетия холодной войны - Ольга Скороходова

Несмотря на то, что Франция действительно заняла непримиримую позицию, сами европейцы провал конференции объясняли также и «нечувствительностью США» к некоторым вопросам, беспокоившим Старый Свет. Такая обидная нечувствительность, в свою очередь, была вызвана «чрезмерной поглощенностью» Киссинджера делами ближневосточного урегулирования, что в итоге помешало американской дипломатии адекватно объяснить свои намерения участникам конференции. В Вашингтоне, по сути, пренебрегли теми знаками, которые отчаянно подавали их союзники. Конференция не стала «свежим стартом» для американо-европейских отношений и была обречена на низкий КПД. При этом понятна и принципиальность Г. Киссинджера в этом вопросе – он рассматривал особую позицию Европы как угрозу своему плану мирного урегулирования на Ближнем Востоке.

В целом ход и результаты конференции оказались испытанием на прочность для ЕЭС. Как явствует из ряда телеграмм посольства США в Брюсселе, европейские страны чувствовали себя между молотом и наковальней. Британская дипломатия даже заметила, что Сообщество нуждается в «теплом сладком чае и отдыхе». В своей речи перед немецкой группой Международной торговой палаты член Еврокомиссии А. Боршет прокомментировал ситуацию так: «Сейчас не существует ни единого признака политического сотрудничества. Трагедия произошла тогда, когда кажущееся единство Девятки разбилось о жестокую реальность американского предложения».

На наш взгляд, ситуация не была столь однозначной. Первоначально дистанцировавшиеся от жесткой позиции Парижа, впоследствии европейские страны не отказались от реализации арабо-европейского процесса, который Франция предложила в качестве альтернативы идее «картеля потребителей». Например, министр экономики ФРГ Г. Фридерихс озвучил новый курс в отношении третьего мира, по сути своей аналогичный французскому: «В политическом плане речь идет о недопущении конфронтации с этой группой стран и об оказании им в дальнейшем экономической помощи с учетом интересов ФРГ в обеспечении сырьевыми ресурсами», – пояснил он. 2 марта 1974 года состоялась личная встреча министров иностранных дел Франции и ФРГ, имевшая целью «удержать на плаву корабль ЕЭС». Шеелю и Жоберу удалось расставить точки над «i» относительно разногласий, возникших на Вашингтонской конференции, и 3–4 марта 1974 года состоялся первый раунд встреч между 20 арабскими странами и Девяткой, вошедших в историю как «евро-арабский диалог».

В связи с запуском «Диалога» намеченная на 25 февраля 1974 года встреча Координационной группы Вашингтонской конференции была перенесена на 12 марта. США не могли не реагировать на это – в частности, в ответ была отложена встреча бельгийского посла в США с У. Доналдсоном, помощником государственного секретаря. Брюссель поспешил представить объяснения: в его интерпретации арабо-европейский процесс был не чем иным, как конкретным вкладом ЕЭС в работу Координационной группы. В США же к идее «Диалога» относились резко отрицательно. Контраргументы Вашингтона сводились к следующему: во-первых, заигрывание Европы с арабами ослабляет усилия США по мирному урегулированию арабо-израильского конфликта; во-вторых, истинная цель этого начинания состоит в получении гарантированного доступа к нефти арабских стран, что ослабляет единство фронта потребителей.

Что касается первого довода, то британские дипломаты пытались убедить госсекретаря, что темпы «Диалога» будут настолько низкими, что они вряд ли пересекутся с его собственным шагами по мирному урегулированию. Второе обвинение Девятка опровергала тем, что в переговорах принимали участие 20 арабских стран, 13 из которых не добывали нефть вовсе. Кроме того, ЕЭС никогда не скрывало, что «Диалог» есть развитие средиземноморской политики Сообщества, инициированной еще до текущего кризиса.

Исследователь внешней политики ЕЭС Д. Мокли признает, что за этой инициативой стояло стремление Брюсселя к «отдельной европейской энергетической политике», а также желание получить от США признание Европы в качестве второго центра принятия решений, к чему Белый дом пока был не готов. Из записи беседы английских дипломатов с Киссинджером 26 февраля 1974 года следует, что госсекретарь предупредил руководство Великобритании о недопустимости попыток Европы достигнуть «преимущественных позиций на Ближнем Востоке» (к чему, по его мнению, стремилась Франция, лоббируя запуск «Диалога»), тут же добавив, что «это, в любом случае, невозможно». Правда, тогда не совсем понятна обеспокоенность, которую Киссинджер обнаруживал в отношении этой инициативы.

Наконец, всю степень недовольства, с которой в США рассматривали попытки Европы установить «отдельные» отношения с производителями нефти демонстрирует пресс-конференция президента Никсона в Чикаго 15 марта 1974 года. В ходе конференции он, явно блефуя, коснулся возможности сокращения военного присутствия США в Европе, если противоречия по политическим и экономическим проблемам между Старым и Новым Светом не будут преодолены в ближайшее время. Президент заявил: «Пришло время для нас и европейцев определиться, собираемся ли мы действовать сообща в вопросе безопасности и на экономическом и политическом фронте или мы будет действовать по отдельности. Я могу сказать в связи с этим следующее: мне стоило больших трудов получить согласие Конгресса на продолжение присутствия США в Европе. В случае если в Конгрессе заговорят об экономической конфронтации и политической враждебности со стороны Девятки, получить разрешение на продолжение американского присутствия в Европе на текущем уровне станет практически невозможным».

Как полагает Д. Мокли, этих слов было достаточно, чтобы европейское политическое наступление было смято. Хотя в Европе понимали гипотетичность слов Никсона, все же использование Вашингтоном такой риторики публично было воспринято союзниками как серьезный предупредительный знак, и это возымело определенное действие. В апреле 1974 года напряжение вокруг арабо-европейских переговоров было снято заявлением главы немецкого внешнеполитического ведомства о достижении неформального джентльменского соглашения между ЕЭС и США о проведении закрытых консультаций между Брюсселем и Вашингтоном по мере развития диалога с арабами. Это соглашение получило название «формулы Гимнич» – по названию немецкого замка, где состоялась встреча министров иностранных дел Девятки. Большую роль в принятии этого решения сыграла ФРГ, чью политику балансирования между Парижем и Вашингтоном, в том числе по вопросам энергетики, в одном из советских документов назовут «концепцией сидения на двух стульях». В принципе, это было характерно для внешнеполитического курса Бонна в целом. На наш взгляд, данное решение носило скорее компромиссный характер, и в этом смысле говорить о сокрушении «европейского фронта» нам кажется не совсем корректным. США, чисто теоретически, могли подключиться к механизму арабо-европейского диалога, но лишь при согласии на это всех членов ЕЭС.

Анализируя последствия конфликта вокруг Вашингтонской конференции, можно сделать вывод, что главные игроки – США и Франция – слишком остро реагировали на ситуацию, притом в итоге каждый смог осуществить свои планы. Вашингтон сумел реализовать на практике свой тезис о сотрудничестве импортеров нефти, которое стало развиваться параллельно европейской инициативе. Уже 12 марта состоялась первая встреча Координационной группы Вашингтонской конференции, в ходе которой американская делегация согласилась передать вопросы распределения нефти и разработки мер экономии в руки Специальной комиссии Комитета ОЭСР по нефтяному вопросу. Это может быть расценено как уступка Франции, еще с октября 1973 года настаивавшей на использовании механизмов ОЭСР для решения энергетической проблемы. В дополнение к этому в итоговом документе Вашингтонской конференции, несмотря на отказ М. Жобера подписаться под ним, содержался пассаж о необходимости диалога с производителями. США также положительно отреагировали на призыв алжирского президента Х. Бумедьена организовать Специальную сессию Генассамблеи ООН по проблеме сырьевых ресурсов, в чем проявлялось влияние непреклонной дипломатии Франции. Конфликт на Вашингтонской конференции повлек за собой постепенное сближение европейской (прежде всего, французской) и атлантической (американской) позиций по вопросу о взаимоотношениях с ОПЕК. Таким образом, можно сказать, что одновременно стали реализовываться две модели выхода из энергетического кризиса, что является свидетельством вариативности политических решений эпохи разрядки.