Адамантовый Ирмос, или Хроники онгона - Александр Холин

Это архаичное обращение, да что-то ещё едва уловимое, не имеющее названия, показалось Никите уже виденным когда-то, уже имевшем, так сказать, место. А когда пришелец встал с кресла, как-то неловко повернулся и чуть не смахнул на пол, стоявший на письменном столе компьютер, задев монитор деревянным коробом, висевшим у него за спиной на широком ремне, разорванные клочки воспоминаний мигом сложились в почти забытую картинку.

– Офеня? – полувопросительно полуутвердительно сказал Никита. – Ведь ты тот самый офеня?

– Ага, – согласился тот. – Я тот самый офеня или, может быть, Ангел. Ты ведь так с недавнего времени меня называешь, не правда ли?

– Ангелы разные бывают, – осторожно ответил Никита.

– Да, конечно, – улыбнулся Ангел и тут же задел всё-таки лотком угол серванта, отчего стоявшая в нём посуда недовольно зазвенела.

– Не вертись, пожалуйста, – недовольно проворчал Никита. – А то ты мне своим коробом всю посуду переколотишь. Только что монитор чуть не скинул со стола. Чем он тебе мешает?

– Хорошо, – кивнул Ангел. – Я буду очень аккуратен и постараюсь навеки избавиться от человечьей неуклюжести.

С этими словами он снова повернулся, и опять так неловко, что смахнул со стола хрустальную вазу с засохшими розами, которые ставила ещё Лялька, а Никита всё никак не собрался выкинуть отжившие цветы. Казалось: розы на столе, значит жена где-то неподалёку, может, в соседней комнате или на кухне. С миражами жить иногда легче.

Ваза грохнулась на пол. Хрустальные дребезги весело заиграли по дубовому паркету, звуком внося диссонанс в несоздавшуюся гармонию. Казалось, на этот раз Ангел не способен подарить ни минуты радости. Ну, что ж, не всегда коту перепадает лакомиться сметаной.

– Осторожно! – с запозданием вскричал Никита. – Просил же! Ты в гости явился, чтобы переколотить всю посуду?

– Прошу пардону, – изогнулся офеня в шутовском поклоне. – Я это безо всякой машинальности. Хотя, если данный осколок семейного счастья тебе безумно дорог, то получи…

Он подобрал одну из засохших роз, взмахнул ею, как волшебной палочкой. Пространство изогнулось, в комнате возник маленький вихрь. Вазовые кусочки слетелись обратно на стол, слепились в хрустальную вазу, но роз в ней уже не было. Осталась только одна в руках Ангела.

– Всё-таки сон, – вслух произнёс Никита.

– Чего? – переспросил Ангел.

– Нет, ничего. Это я так. Значит, ты из банки?

– Не совсем, – Ангел на секунду задумался, ища более подходящие слова для объяснения. – Банка только накапливает психофизическую энергию. Так сказать – конденсирует.

– Зачем же ты пожаловал? – хмыкнул Никита. – Сгоревшие опусы прямо на дому предлагать? Если бы мне что нужно было, я бы тогда на Арбате у тебя купил. Что же опять к этому возвращаться?

– Может и так, может, ты и прав, – хитро прищурился Ангел. – Только денег у тебя ни тогда, ни сейчас нет. Во всяком случае, на рисунки и книги не хватит. Разве что подарок не откажешься принять, – Ангел кивнул на рисунок художника Лаврухина, который Никита уже успел пристроить на стену.

– Что? Этот художник тоже на тебя работает? – поджал губы Никита.

– Это ангелы на вас работают, – обиженно заметил гость. – Я с тобой вожусь не для собственной радости, и без тебя дел хватает. Но хочется хоть чем-то помочь. Ведь ангелы никогда не бывают только хорошими или же только отвратительно плохими. Любой из нас с радостью окажет человеку помощь, но только такую, на какую человек способен и готов.

– Интересно, ты сам-то знаешь, на что я готов, и что смогу, а что нет? – хмыкнул Никита.

– Да ты не беги впереди паровоза, Никита-ста, – миролюбиво заговорил Ангел. – Из тебя выйдет прекрасный создатель авантюрных, даже авантажных романов, они ведь тоже нужны, но прежде надо кое-что посмотреть, пощупать, пропустить через себя.

А чтобы пропустить что-то, необходимо претерпеть некоторые внутренние изменения.

– Это как? – не понял Никита. – Ты заменишь мне сознание с помощью психотропного вмешательства?

– Не совсем, – отрицательно покачал головой Ангел. – То есть совсем не так. Ты слышал когда-нибудь о ГМО?

– Генно-модифицированный организм или трансгенизация?

– Да, именно это.

– Насколько я знаю, трансгенизация тотально применяется в сельском хозяйстве, – подытожил Никита. – Только причём здесь психика человека, скажем, состояние его души? Полагаю, ты не собираешься сажать меня в теплицу агропромышленного комплекса и подкармливать гербицидами с ограниченной добавкой пестицидов?

– Конечно нет, – улыбнулся Ангел. – Тебе всего лишь необходимо знать, что в человеческом организме плазмид,[15]способствующих биологическому развитию личности, больше, чем достаточно.

– В результате каждый человек превращается в мутанта, – констатировал Никита. – Так что же мы до сих пор живые? Я слышал, американцы в девяностых годах прошлого столетия придумали трансгенизацию растений, якобы, для борьбы в вредоносными бактериями, и с такими же насекомыми, например, колорадскими жуками. Но человечество до сих пор не скончалось в тяжких муках. Хотя… хотя мне приснилось однажды, что в две тысячи семнадцатом году вся наша планета превратится в мутанта.

– Не всё сразу, Никита-ста, и не обязательно верить в неизбежный апокалипсис, – Ангел для образности покачал головой. – Для каждого времени свои забавы. Но трансгенизация совсем не смерть. Это преобразование организма человека в такую же форму существования, только в очищенном виде. Такое же очищение я собираюсь провести с твоим сознанием, ибо писателями не рождаются – ими становятся. Это возможно сделать довольно-таки безболезненным способом, если, скажем, прогуляться по сгоревшим романам и узнать – почему они сгорели? Почему автор в итоге приговорил героев к сожжению?

Никакой писатель не начнёт думать так, как думает динозавр, не побывав в его шкуре. И только тогда ты совершишь подвиг, когда на исповеди священнику скажешь, мол, нет ни одного греха на свете, которые я не совершал, потому что я писатель и всё, что делают мои герои – делаю я сам. Ну что, по рукам?

Не дожидаясь ответа, офеня подошёл к стене. Засохшая роза в его руке превратилась в ветку мирта, лавра или же омелы – Никита не слишком разбирался в райских кущах, то есть кустах. Ангел плавно, даже немножко «на публику», взмахнул ею, и на стене стала прорисовываться дверь. Обычная дверь, деревянная, с массивной бронзовой ручкой, старинными накладными петлями, мерцающими бронзовым блеском в полутёмной комнате.

– Иди, Никита-ста, не бойся, – обернулся к нему Ангел, – в своей жизни каждый человек должен открыть хотя бы одну дверь. А переступать ли порог – тебе решать.

– Должен открыть дверь, – эхом отозвался Никита. – А разве можно открыть нарисованную дверь?