Исповедь «святой грешницы». Любовный дневник эпохи Возрождения - Лукреция Борджиа

Но мучения юной женщины, имеющей мужа и не имеющей близости с ним, ужасны. Слышать каждый миг о любви, о страсти, плотских утехах и оставаться нетронутой… Я не была в то время святой – я грешила в мыслях! Сколько раз я вспоминала увиденное в спальне донны Адрианы, сколько раз молила судьбу послать мне любовника, если уж нет внимания мужа! Но природная гордость мешала сказать об этом супругу, который довольно быстро нашел мне замену в постели. Для удовлетворения своих плотских надобностей Джованни легко находил любовниц, он не испытывал желания обладать мной.

Заставить себя любить невозможно, можно лишь заставить уважать или бояться.

Мне с мужем не удалось сделать ни то, ни другое.

Джованни я могу предъявить свой счет. Если только он продолжит говорить обо мне гадости, я заставлю его поклясться перед Святым отцом, что он обладал мной в постели, а еще что имеет доказательства инцеста – моей физической близости с кем-то из братьев (Хуаном или Чезаре) или с папой Александром. Если он продолжит настаивать на своих словах, пусть клянется своей черной душой. Едва ли Джованни, как бы ни был на меня зол, рискнет давать клятву пред Господом в том, чего не было, либо чего он знать не может потому, что этого не было!

Я не святая и не была верна моему первому мужу Джованни Сфорца, но лишь потому, что он пренебрегал мной. Нет ничего оскорбительней для молодой красивой (так говорили все вокруг) женщины, чем открытое пренебрежение ею супругом. Джованни отнюдь не был импотентом, но он не спал со мной!

Зато спал со многими другими, в том числе с моими придворными дамами и с… Джулией Фарнезе. Да, в Пезаро скучающая любовница моего отца спала с моим скучающим мужем. Была ли в этом моя вина? Наверное, ведь я так и не смогла заинтересовать мужа. Но мне было куда обидней за отца, искренне любившего эту распутную дрянь.

Осознав, что и Чезаре наставляет рога отцу, я стала сторониться и брата. Он долго не мог понять, в чем дело, а когда пришлось сказать откровенно (в это время Джулия уже сбежала от нас), брат расхохотался:

– Ты не права, малышка. Это мы с отцом наставляли рога Орсо, все же муж он.

Наверное, Джулия Фарнезе мечтала о влиянии, подобном влиянию Марозии на папу Сергия III и последующих пап во времена порнократии. О бесчинствах этой блудницы нет необходимости напоминать, но, к счастью, папа Александр обладал и умом, и волей, чтобы не исполнять прихоти своей любовницы. Вернее, исполнял, но никогда эти прихоти не касались политики и дел Святого престола. Он мог приказать заменить прекрасное тосканское светлое вино на столе на вульгарное красное или даже гиппократ, приготовить блюда, любимые Джулией, подарить ей дорогое украшение или новое платье, даже сделать выговор мне за недостаточное почтение, ей выражаемое, но никогда не заходил дальше. Ее место осталось в спальне. Думаю, Джулия Фарнезе большего и не заслуживала, но страстно желала!

Джулия бесилась, когда отец доверял мне разбираться со светскими делами Ватикана, не допуская ее саму ни к каким бумагам. Но что она могла поделать? Чтобы помогать Святому отцу, одной красоты и блуда недостаточно, и ум должен быть не изворотливый, а пытливый. И знания нужны совсем иные, чем те, которыми обладала красавица. Это сказано не ради восхваления самой себя, отец действительно ограничил влияние любовницы альковными радостями и милой болтовней. Никакой власти в делах у нее не было и быть не могло, шлюха, изменяющая мужу в соседней спальне, недостойна внимания вне этой спальни.

Джулия и донна Адриана поносили мою мать как шлюху, все получившую от Родриго Борджиа, забывая, что мама много лет занималась делами сама, она состоятельна далеко не только из-за подарков отца, мама всегда умела вести хозяйство и выгодно вкладывать каждый дукат, оказавшийся у нее в руках. Я очень люблю отца, но подозреваю, что деловую хватку получила в наследство от матери.

Джулия родила отцу дочь, я почти уверена, что это не его дочь, и, хвала Господу, это не сын! Иначе планы красавицы были бы столь грандиозны, что для их осуществления не хватило жизни и трех пап.

Я не сомневаюсь, что ее девочка станет разменной монетой своей матери, как таковой стал несчастный Орсо Орсини.

Все вокруг с восторгом твердили, что Лаура копия папы Александра, да и моя тоже. Я с трудом сдерживалась, чтобы не намекнуть, что еще больше маленькая Лаура похожа на Чезаре. Боюсь, что отец тоже это понял, и его отношения с моим братом испортились еще больше. Между своим сыном и любовницей отец выбрал любовницу, потеряв сына. Чезаре еще не раз пытался доказать, что он достоин отцовской любви, а когда Джулия предала папу Александра, сбежав, было уже поздно – Чезаре стал самостоятельным во всем. Но об этой ошибке отца разговор в другой раз.

Джулия бежала тайно, но едва ли это удалось бы, не закрой отец глаза на побег, отец разрешил любовнице покинуть его. Нет, это был не просто побег, а настоящее предательство. Она сбежала в стан врага в самое трудное для папы Александра и Рима время, когда французы прошли уже половину Италии и намеревались войти в Рим по пути на Неаполь.

Джулия предала папу, сбежав к Орсини и Колонна, которые были в союзе с захватчиками-французами, и этот удар мог оказаться для отца роковым. Но, к счастью, он понял, что эта дрянь не стоит и единого его вздоха. Конечно, Джулия боялась, что я расскажу отцу о ее изменах, но я не произнесла ни слова, разве время для подобных откровенностей, когда враг у ворот дома? Но я знаю, что в руки папы Александра попало незаконченное письмо, которое Джулия писала прямо перед побегом, а служанка по недосмотру не сожгла полностью. Не знаю, кому адресовано это письмо, и даже что в нем было, тоже не знаю. Помню только отца, сидящего с обрывком бумаги в руке перед камином с таким видом, словно он только что потерял самое дорогое. Увидев меня, отец усмехнулся и со словами «Больше никакой любви!» бросил бумагу в огонь. Я успела заметить почерк Джулии и поинтересовалась, что она написала ему на прощание, решив, что это и впрямь объяснение причины бегства и мольба о прощении. Но услышала иное: «Это не мне. Она сообщала, что сбегает от старого фавна…»

Окажись Джулия в ту минуту где-то неподалеку, ей бы не поздоровилось, я непременно задушила ее собственными руками!

Она могла не любить моего отца, могла даже его бросить, но объяснить свой поступок, а не сбегать тайно в самую трудную минуту, да еще и оставив такую улику.

Я знаю, что сейчас Джулия занимается организацией замужества Лауры, девочку выдают замуж за Никколо делла Ровере, племянника Его Святейшества. Опрометчивый поступок – породнить Лауру с семейством делла Ровере – не значит ли признать, что она не дочь папы Александра?

Что такое Джулия Фарнезе? Ничто! Hectorem quis nosset, felix si Troja fuisset? (Кто знал бы Гектора, если бы Троя была счастливой? – лат., Овидий.) Едва ли это ничтожество что-то значило, не попади она в постель кардинала Борджиа и не стань кардинал папой Александром!

Отец больше никого не любил, хотя еще имел сына от замужней женщины, Вам знакомой. Думаю, все знают, чей это сын, но приписали Джованни мне, словно в моем положении на виду у тысяч шпионивших глаз ребенка можно выносить и родить незаметно.