Зодчий из преисподней - Светлана Горбань

— А следственные органы тоже покормите? — весело спросил Кинчев.

— Конечно, я на всех приготовила.

— Идемте, товарищ Шерман. Протокол потом оформишь.

Все они гуськом двинулись за Щукиной на кухню, где в центре, за большим столом, уже сидели помощник следователя Коля Власенко и охранник Николай Гапченко. Оба молча хлебали борщ.

— Приятного аппетита! — приветливо пожелал Кинчев.

— Спасибо, — хмуро ответил охранник. Власенко только промычал что-то невыразительное.

— Протокол готов? — обратился Виктор прямо к нему.

— Угу.

— Можно взглянуть?

Коля неохотно оторвался от борща и достал из портфеля пару исписанных листков. Кинчев сразу стал читать, приподняв очки на лоб. Надя Щукина поставила перед ним тарелку, от которой шел аппетитный аромат, ложку, салфетку, но он долго еще не отрывался от протокола и отложил его, когда получившие свои порции после него ремонтники уже во всю орудовали ложками. Попробовал борщ и спросил у охранника:

— Вас всегда так вкусно кормят?

— Что? — не понял тот. Он быстро глотнул и чуть не поперхнулся. И пролил несколько капель на черную форменную тужурку.

— Вы ежедневно получаете на работе горячее питание? — перефразировал следователь.

— Да, — охранник Гапченко снова глотнул, словно через силу.

— Иногда и в необеденное время кофейку удается попить?

Охранник молча уставился на него, а ответил явно повеселевший от борща Тимур:

— Да, бывает. Надежда Карповна никогда не откажет. И хозяйка не возражает. Вы не думайте, тут все по-людски.

— Коля, может, и нам с тобой сюда в охрану устроиться? — усмехнулся Кинчев, взглянувши на помощника. — Платят же тут неплохо? Да?

Работники Ярыжских изобразили на лицах неопределенное выражение: ничего, мол, особенного. Охранник Гапченко низко склонился над тарелкой.

— Коммерческая тайна, — констатировал следователь. — Значит, Николай, надо подавать заявления. Не прогадаем.

Власенко старательно пережевал большой кусок мяса из плова, поданного на второе, и ответил:

— Не, территория большая, трудно уследить.

— Вы тоже так думаете? — спросил следователь у Гапченко.

— Про что?

— Что территория большая.

— Какая территория?

— Которую вы охраняете.

Николай задумался:

— Ну… Не то, чтоб она большая… Но неудобная очень. Деревья, кусты… Легко спрятаться. И гараж огромный. В парке — старая беседка… пока все обойдешь…

— То есть, тут не один человек охранять должен.

— Да. Вот это вы правильно… Тут один не уследит.

— А Ярыжскому вы об этом говорили?

— Да, Игорь Федорович вроде говорил.

— Игорь Федорович — это ваш бригадир? — уточнил Кинчев.

— Да.

— Так что же он говорил?

— Ну, это… Что собак бы неплохо завести.

— И что хозяева ответили?

— Не знаю. Вроде, не хотели…

— Почему?

— Откуда ж я знаю?

— Дежурите по очереди, по одному?

— Да. Но иногда и вдвоем, ночью. Как Афанасьев скажет, Игорь Федорович. Или хозяева. Только сейчас Панчук ногу сломал, так мы пока по одному и ночью. Пока выздоровеет.

— Вас когда сменят?

— В восемь вечера.

— Значит, походим вместе по территории, — Кинчев наконец-то начал есть. Борщ еще не остыл, и он приязненно посмотрел на Щукину, несуетливо, но энергично разливавшую в большие красивые чашки горячий компот.

— Тогда я это… Пойду уже, если вы не возражаете…

Ни Кинчев, ни его помощники не возражали, и охранник Гапченко торопливо запихнул в рот остатки плова, сам отнес тарелку в мойку, стоя возле плиты, быстро выпил компот, и вышел из кухни.

— Нервничает молодой человек, — сказал следователь, ни к кому в отдельности не обращаясь. — Прямо взвинченный какой-то.

Ставя перед ним плов и компот, Надя Щукина ответила:

— Все мы сегодня нервничаем. Такой день тяжелый, столько переживаний…

Забрала пустую тарелку и добавила:

— Очень Алину жалко. Все ее любили… И вот так…

Кинчев пригласил и Мишу Шермана осмотреть парк:

— Пошли, студент, подышишь воздухом провинции. Исключительно полезный, я бы даже сказал — целебный воздух. Это тебе не столица с ее смогами.

— Да, экологическая обстановка тут неплохая, особенно ощущается отсутствие выхлопных газов.

Они оделись и вышли из особняка через главный вход.

— Темное дело, шеф! — Миша явно решил подражать героям американских триллеров. Но и Кинчев не с дерева слез. В ответ он также блеснул знанием новинок киноискусства:

— Темное — не темное, а разгребать нам, — он даже довольно талантливо изобразил на лице хмурое выражение типичного голливудского шерифа. Так они спустились с невысокого крыльца и направились к сторожке — небольшому кирпичному строению возле приветливо распахнутых ажурных ворот. От дома до них было не меньше пятидесяти метров.

— Жалко, что не я этого охранника допрашивал, — сквозь зубы процедил Миша, и Кинчев ласково спросил:

— Почему?

— Чует моя душа: он это. Девушку замочил.

— А как насчет улик?

— Боится он.

— Естественно. Он же должен был охранять. Дом и все в нем. Но прошляпил. А еще для убийства неплохо бы иметь мотив.

— Да сколько угодно!

— Например?

— Ревность! Месть! И… э-э-э… Она могла стать свидетелем преступления.

— Какого? Никаких заслуживающих внимания преступлений в радиусе пятидесяти километров не зафиксировано. Разве что кража копеечного стола, скорее всего каким-нибудь подвыпившим соседом.

— Да, это конечно… Но что-то же должно… А что в протоколе?

— Да все там нормально. Сидел в сторожке. Обходил территорию, — Кинчев закурил, Миша тоже полез в карман за сигаретами.

— А давайте тут засаду устроим.

— Это зачем же, пхе-пхе?

— Преступника иногда тянет на место преступления.

— Да, и, возвращаясь, он не забывает прицепить на грудь специальный значок, берегитесь, мол, люди добрые, и смотри, милиция, это я и есть, тот самый, кого вы ищите.

— Смеетесь надо мной?

— Конечно. Людей у нас на засады нет.