Алые перья стрел (трилогия) - Сергей Петрович Крапивин

2

Брата Лешка увидел еще из тамбура вагона. Посредине перрона стоял высокий блондин в безупречном офицерском кителе без погон, отутюженных галифе и начищенных до сияния тонких хромовых сапогах. В руке он держал армейскую защитную фуражку. Прохожие уважительно косились на три ряда орденских планок на груди молодого человека, а какой-то стриженый солдатик на всякий случай козырнул ему.

Это и был Дмитрий Вершинин. Быстрым шагом он догнал Лешкин вагон и подхватил брата на руки вместе с чемоданчиком. Через минуту они сидели в привокзальном скверике, и Лешка уплетал бутерброд со свиной тушенкой. Дмитрий извлек его из заднего кармана галифе.

— Дожевывай, и пойдем на телеграф, — сказал старший брат. — Мать бомбардирует телеграммами с того самого момента, когда ты лихо стартовал в свой межконтинентальный вояж. Диву даюсь, как она разрыв сердца не получила за эти дни. Нашелся на ее голову новоявленный Миклухо-Маклай.

Лешка поперхнулся тушенкой.

— Я же слал телеграммы с каждой станции, что еду нормально.

— Разумеется. Всемирно известный путешественник Вершинин снисходительно извещает родных и близких об этапах своего блистательного передвижения из Азии в Европу. Они полны признательности за его чуткость и пунктуальность. А также просят фундаментально выпороть путешественника по прибытии его в назначенную точку земного шара.

— Ненужные церемонии, — сказал Лешка.

Глаза брата смеялись, а его длинные сильные пальцы ласково теребили стриженую Лешкину макушку. Наконец Дмитрий сунул его голову себе под мышку и слегка хлопнул по тому самому месту. Тогда Лешка окончательно развеселился. Этот жест брата он помнил с младенческих времен и знал, что он свидетельствует об отличном настроении Мити.

Город Лешку обрадовал и удивил. Он был очень чистый и очень зеленый. На мостовой из квадратных, отполированных временем камней не было ни соринки. Паркетно блестел и плиточный тротуар. Сплошной аллеей уходили вдаль шеренги уже отцветающих каштанов. Такие деревья Лешка видел впервые и залюбовался их желто-белыми свечами.

Почти незаметно было разрушенных зданий, на которые он насмотрелся начиная от самой Москвы. Но вскоре Лешка понял почему: за пышной зеленью не видно было и самих домов. Только в конце улицы высоко в небо врезались несколько башен.

— А чего церкви… такие острые? — удивился Лешка.

— Гм… Такова уж архитектура католических храмов. Это костелы. Справа — называется Фарный, а вон тот — Бернардинский. Там сейчас женский монастырь.

— Чего?! — усомнился Лешка. — И монашки есть?

— Есть немного, — улыбнулся Дмитрий. — Надеюсь, скоро исчезнут.

— А куда они денутся?

— Наверно, в Ватикан отправятся, к папе римскому. Чего им здесь делать? А пока мой тебе совет — не закрывай рот, раз уж открыл. Потому что изумляться придется еще и еще. Во всяком случае, в первый день. Это тебе не наш сибирский городок.

Лешка был вконец заинтригован. Они неторопливо шагали по плиточному тротуару, и Дмитрий понемногу продолжал рассказывать:

— Тут, милый братик, пока население что слоеный пирог у пьяного кондитера. Какой только начинки и примесей не встретишь. Само собой, что больше всего рабочих, поскольку фабрик в городе хватает, да плюс железнодорожники. Однако и хлама разного немало. Монашки — это так, мелкие песчинки. А есть нежелательные добавки и посерьезнее: недавние чиновники, коммерсанты, просто бездельники. Если угодно, даже помещики попадаются.

— Настоящие? — Рот у Лешки действительно не закрывался от удивления.

— Бывшие настоящие. Кто не успел с немцами удрать. Но ты не думай, что эта публика щеголяет в соломенных канотье и пикейных жилетах. Из Ильфа и Петрова они усвоили лишь финальный завет Остапа и пытаются срочно переквалифицироваться в управдомы. Вакансий только не хватает. Хотя и в смысле туалетов тоже встречаются… человекоподобные. Полюбуйся, например, на того пестрого фрукта.

Лешка полюбовался. По другой стороне улицы медленно вышагивал долговязый мужчина в расстегнутом длиннющем плаще канареечного цвета, из-под которого виднелись ярко-клетчатые брюки. Внезапно он остановился перед девицей с шикарной трехъярусной прической. Левой рукой он ловко сдернул с головы оранжевую шляпу, а правой подхватил женскую руку и громко чмокнул ее куда-то выше кисти, затянутой в перчатку.

— Я в восторге, что пани вышла на шпацир! — донеслась воркующая речь.

И снова поцелуй ручки. Пораженный Лешка пошел боком. Такое он видел только в кино.

— Образец фланера-тунеядца, — хмыкнул Дмитрий. — Идти рабочим на завод ему шляхетский гонор не позволяет, гешефты на черном рынке кончились, а больше он ни к чему не приспособлен. Вероятно, ждет, когда его пригласят бездельничать в Польшу. И фатально заблуждается, потому что там сейчас тоже трудовая дисциплина.

Лешка стал внимательно присматриваться к прохожим. Да нет, за исключением «фрукта», никого особенного больше не встречалось. Никаких купцов и помещиков. Навстречу шли самые обычные люди в обычных будничных костюмах. Женщины тащили с базара кошелки с редиской и салатом. Много попадалось гимнастерок без погон, а если с погонами, то чаще всего зелеными.

Но вот снова мелькнуло перед глазами что-то непривычное. Прямо по проезжей части улицы степенно двигался плотный бритый дядя в странной белой накидке. Сзади и спереди ее были нашиты рогатые черные кресты. Рядом с ним чинно вышагивали в таких же накидках, только без крестов, двое мальчишек Лешкиного возраста.

Он вопросительно уставился на брата.

— Такое вот дело, раб божий Алексий, — сказал Митя. — Ксендз с херувимами идет сопровождать в лучший мир какого-то правоверного католика.

А потом навстречу попалась гурьба пионеров. Они шли очень знакомо для Лешки: пытались двигаться строем, но разве его выдержишь на тротуаре, где толкаются прохожие и приходится их обходить. И только горнист и барабанщик маршировали строго по прямой, и все перед ними расступались.

Лешка приосанился и хотел салютнуть, но вспомнил, что без галстука.

Дмитрий надел фуражку и взял под козырек.

А еще через десяток шагов Лешка увидел в полукруглом подъезде четырех оборванных пацанов, которые вдохновенно резались в карты, кидая их на кучку бумажных денег.

Действительно, слоеный пирог…

— Мы зайдем ко мне в обком, пообедаем в буфете, а потом уже на квартиру, — сказал Дмитрий. — Не исключено, что вечером выкупаемся в Немане. Угадал твою светлую мечту?

— Угу, — счастливо выдохнул Лешка. — А Неман — река пограничная? Там уже сопредельная территория, да?

— Ух ты, до чего же тебе экзотики хочется, — фыркнул старший брат. — Между прочим, мать пишет, что от этой экзотики и всяческих приключенческих ситуаций я обязан тебя оберегать пуще своего глаза. Она упоминает, что у тебя талант влипать в разные истории. Это как понимать?

— Преувеличивает, — сердито буркнул Лешка.

…Подумаешь, талант. Всего и было-то, что их пионерский патруль застукал весной на реке четырех браконьеров, а в