Песчаный колокол - Александр Райн

то, что авторитет художника – конструкция весьма шаткая и она может рухнуть, стоит кому-то посильней подуть. Вся его жизнь, все жертвы, на которые он пошёл, были только ради его имени. А смешать имя с грязью мог лишь другой художник или группа таковых. А потому нельзя было давать повод для лишних обсуждений. Кто знает, какие выводы сделает человек, увидев Германа в гнезде своих конкурентов. А если вдруг кто-то узнает, что он перепродаёт чужие работы, выдавая их за свои? Это равносильно смерти. Чёрт возьми, да он сам попросит пристрелить его прямо на месте.

Герман сидел за столом и пальцами выстукивал барабанную дробь по засаленной клавиатуре. От собственных мыслей было невероятно тошно, но он должен был подумать.

Конечно, можно было сделать паузу, за неделю заполнить проплешины на полках собственным товаром и спокойно торговать только тем, что изготовил сам. Но тут была одна малюсенькая загвоздочка, которая создавала большую проблему. Дело в том, что Герман поддался всеобщей волне безумия, маркетинговой истерии, наречённой в народе «чёрной пятницей». Неделя скидок обещала толпы голодных до покупок посетителей, которым совершенно неважно: что и за сколько ты продаёшь, главное, чтобы на ценнике рядом с цифрой стоял заветный знак «минус», а какая цена у товара была прежде – не имеет значения. Герман оплатил рекламный баннер на своём сайте. Каждому клиенту в течение всего месяца вместе с покупкой он вручал натужную улыбку и информацию о заветных скидках – даже фасадные окна мастерской – и те были обклеены рекламой. Эта неделя должна была наконец стабилизировать его финансовое положение и позволить вернуться к созданию собственного Аполлона. Он даже подумывал найти себе в помощники слащавого студента по типу того, что трудился в «Вазе», и скинуть на него часть своих забот. Что тут думать – он собственноручно лишил себя выбора. Завтра с самого утра он отправится в «Старую вазу» и сделает контрольную закупку – в последний раз. А сегодня он насладится тихим приятным вечером, лишённым всяких забот и проблем, даже не подозревая о том, что это – в последний раз.

Будильник вырвал Германа из прекрасного сна и заставил вспомнить о том, что ему предстояло.

«Может, я просто накручиваю себя?!» – думал он за завтраком, когда овсяная каша никак не хотела проталкиваться по сжавшемуся от волнения пищеводу. Всё утро он был сам не свой. Дурное предчувствие кусало его – то за сердце, то за голову. Пришлось выпить половину содержимого аптечки, чтобы хоть как-то унять головную боль и успокоить сердцебиение, но от таблеток стало только хуже. Германа клонило в сон от излишне выпитой валерьянки, мозг превратился в клейстер и плохо соображал. Нужно было срочно взбодриться, но, как назло, банка с кофе была вылизана до блеска. До открытия «Вазы» оставалось всего ничего, и Герман решил, что закажет кофе прямо там.

Им двигала ничем не подкреплённая уверенность в том, что к открытию приходит мало народу и шанс столкнуться со знакомыми значительно ниже. Закутав шею и лицо в шерстяной шарф и подняв повыше ворот пальто, он вызвал такси и направился прямо в логово своей неуверенности, повесив на собственной двери табличку с надписью: «Закрыто по техническим причинам».

Как ни странно, Герман оказался прав. Людей внутри и правда было немного. Лишь сонный продавец, лениво маркирующий на полках новые изделия, о которых говорилось по телефону, и бариста, протирающий своё рабочее место и оборудование одной и той же тряпкой.

Кстати, о тряпках. Герман вдруг сделал для себя очень важную пометку касаемо работы здешних мастеров и атмосферы в целом. Он вдруг понял, что его больше всего раздражает в местной манере работы: всё здесь сияло чистотой и аккуратностью, от которых желудок то и дело сокращался.

В его родной берлоге порядок был явлением, скорее, внезапным и настолько редким, что, когда он возникал, Герману становилось не по себе и он чувствовал себя настолько некомфортно, что пропадало желание работать. Здесь же всё лежало на своих местах, и даже запах стоял какой-то химический, видимо, ароматизаторы, которые ещё не успел оттенить крепкий кофейный аромат.

Герман бродил по залу в гордом одиночестве. Недавно пришедшие мастера подготавливали свои рабочие места, разжигали камин и разминали глину. Никого из этих ребят Герман не знал, все были очень молоды, а некоторые, судя по разговорам, и вовсе приехали откуда-то из ближайших городков или соседних областей.

Он опустил ворот и размотал колючий шарф, чтобы не привлекать к себе излишнее внимание глупым видом. Напряжение быстро отпускало его, и он легко перемещался от полки к полке, фиксируя мелким почерком в блокноте названия изделий, которые собирался добавить в заказ.

От старой коллекции, и правда, ничего не осталось. Продавец объяснил Герману, что по условиям франшизы «Ваза» обязана менять весь каталог раз в полгода, и сейчас как раз происходило то самое обновление товара. Разумеется, он может заказать изделия, которые мастерская продавала раньше, но это будет индивидуальным заказом, и каждое такое изделие займёт время. Сейчас мастера работают исключительно на склад и не берут дополнительные заказы. По большому счёту Герману было неважно, что выставлять на своих полках. Он заметил много достойных экземпляров, которые вполне подойдут для его магазина, осталось только подсчитать нужное количество и подбить сумму. Он решил сделать это за одним из столиков, за которыми посетители наслаждались местным кофе, помолотым и сваренным вручную.

Повесив пальто на вешалку и заказав порцию капучино с творожным десертом, Герман упал на мягкую скамью в самом дальнем углу кафе, между стеной и окном. Идеальная позиция, чтобы наблюдать за всем, что происходит в помещении, практически слившись с интерьером.

Разложив перед собой блокнот, ручку и телефон с включённым на нём калькулятором, Герман принялся сводить и разводить между собой цифры, подбирая идеальные пары друг другу.

– Ваш капучино и десерт, – бариста, он же официант, аккуратно поставил два блюдца на стол и пододвинул их к Герману.

Тот кивнул, не отрывая глаз от своих записей, и небрежно помешал ложкой напиток, размазав по стенкам кружки рисунок из пенки. Сделав глоток, Герман поморщился то ли от вкуса, то ли от обжигающей температуры напитка.

Иногда он сам спрашивал себя: «Когда я стал таким брюзгой? До того, как ушла Катерина, или намного раньше? Может, она ушла из-за этого? И моя одержимость работой тут вовсе ни при чём?»

Вот и сейчас он погрузился в эти мысли, захмелев от кофе, сладкого десерта и воздуха, пропитанного смолой горящих в камине дров.

Колокольчик над дверью звякнул,