Мука разбитого сердца - Борис Акунин

Архивариус промямлил что-то, тыкая пальцем в сторону.Булошников поднес инвалида поближе, тот щелкнул, под потолком зажглась неяркаялампочка.

Это была небольшая глухая комната, совершенно пустая.Лампочки, оказывается, мигали на металлическом щите, где были еще какие-торычажки и кнопки.

Стена напротив входа была стальная, гладкая.

Лютиков подошел к ней, присел, провел пальцем по утопленномув пол желобу.

– Серьезная дверка. Лектрическая. Не, этому не обучен.Тряси старого, пускай секрет скажет.

Сказано – сделано.

Булошников как следует тряхнул калеку, Никашидзе спросил:

– Ну?!

Тот понял. Держась левой рукой за сердце, правой показал напульт. Когда старика поднесли туда, он повернул шесть кругляшков с цифирками.Получилось 385958.

Показал на большой рычаг.

– Nach unten. Zu fest für mich… Mir ist kodderig…[4]

– «Унтен» – это вниз, – перевел полиглотНикашидзе. – Дернуть, что ли?

Дернул.

– Ух ты! – восхитился Булошников.

Стальная стена с шипением уползла в сторону и исчезла впазу. За ней было узкое неосвещенное помещение.

Богатырь осторожно усадил архивариуса на пол, дед теперь былне нужен.

Агенты втроем подошли к открывшемуся сезаму и остановились.Нужно было подождать, пока глаза свыкнутся с полумраком.

Вдруг Никашидзе услышал позади шорох. Обернулся.

Паралитик дополз до входа и, схватившись руками за стенки,вытягивал свое непослушное тело из потайной комнаты.

Молниеносным движением грузин выхватил нож, метнул. Оружиевоткнулось старику чуть ниже затылка. Голова с глухим стуком ударилась о пол.

– Ты чего?! – взвизгнул Булошников. – Сказаноже: без тухлятины! Баррран грузинский!

– А если б он нас тут запер? Это ты его проглядел, хрякхолощеный!

– Ах ты, паскуда!

Булошников схватил «волкодава» за грудки, получил мощныйудар коленкой в пах, но даже не поморщился. Занес гигантский кулачище.

– А ну ша, ботва! – цыкнул на них Лютиков. –Гляньте-ка, чего это там.

На том конце продолговатой, похожей на тамбур камеры что-топоблескивало.

Толкаясь плечами, агенты шагнули внутрь.

Алексей знал, что не сможет забыть эту картину до концасвоей жизни.

Рассвет.

Пустынная дорога над озером.

Туман, мелкий дождь.

Кучка хмурых мужчин под зонтами стояла возле автомобиля.Завидев русских, люди расступились.

Романов заглянул внутрь «бельвилля» и увидел в кабине накожаных сиденьях три неподвижных фигуры в одинаковых позах. Головы запрокинутыназад, руки сложены на коленях.

Комиссар местной полиции открыл дверцу.

Стало видно, что у мертвецов лица голубого цвета. Даже уБулошникова, вечно румяного, как крымское яблоко.

Рядом сдавленно вскрикнул Козловский. Алексея мелкозатрясло…

Когда группа не вернулась в установленное время, сначала онипросто ждали. Потом, во втором часу пополуночи, отправились к вилле, но тамбыло темно и тихо.

Вернулись, снова ждали.

Козловский выкурил две пачки папирос. Алеша забыл о грядущейдуэли и даже почти не думал о Кларе.

А в половине седьмого приехал полицейский. Они не зналипо-итальянски, а он, как многие из жителей этого кантона, не говорил нипо-французски, ни по-немецки. Поняли лишь: «signor commissario» да «urgente» –в общем, срочно вызывают в полицию.

По дороге князь вполголоса инструктировал помощника, каксебя вести на очной ставке с агентами, что отвечать, а чего ни в коем случае неговорить. Они готовились к тому, что группа завалилась и теперь всех посадят втюрьму или, самое лучшее, депортируют.

Но подобного исхода не ждали…

Алеша мигнул, ослепленный блицем. Полицейский фотографснимал трупы.

Подошел комиссар, представился. Заговорил на приличномфранцузском:

– Примите мои соболезнования, маэстро… Картина болееили менее ясна. Прошу взглянуть вот сюда. – Он взял окоченевшего певца,подвел к автомобилю сзади. – Видите? Выхлопную трубу залепило комкомгрязи. Такое случается, хоть и очень редко. Вашим товарищам не повезло. Мы,конечно, сделаем вскрытие, но причина смерти очевидна. Синюшность кожныхпокровов характерна именно для отравления выхлопным газом. Я понимаю, вы впотрясении. Но нам нужна ваша помощь. Нужно установить личность покойных.Собственно, я уже знаю: вот этот брюнет – ваш метатель ножей, а человек сквадратной челюстью – фокусник. Их опознали служители «Гранд-отеля». Но им незнаком полный господин. Вы можете назвать нам его имя?

Взглянув на Булошникова, Алеша содрогнулся. Один глазмертвеца был чуть-чуть приоткрыт, и казалось, будто он подсматривает за живымииз какого-то иного мира. То ли с насмешкой, то ли с угрозой…

– Маэстро! – тронул Романова за рукавкомиссар. – Вы меня слышите?

Сзади Алешу толкнул штабс-ротмистр.

– …Не знаю, – с трудом выговорил Алеша. –Впервые вижу…

Когда полицейские разрешили им уйти, они какое-то время шливдвоем вдоль берега молча. В унылой, темной от дождя дубраве, где их никто немог увидеть или услышать, князь опустился на колени, прямо на мокрую землю,закрыл лицо руками и простонал:

– Провал… Позор! Бесчестье… А ребят как жалко…

При слове «бесчестье» Алешу словно плетью хлестнуло. Онпосмотрел на часы. Без четверти восемь!

– Лавр Константинович, мне нужно отлучиться, по делу… –Он попятился от штабс-ротмистра, который уставился на своего товарищавытаращенными глазами. – Вернусь через час.

– А? По какому еще делу?

Вскочив, Козловский догнал Алешу, схватил за плечи.