Сталинградский калибр - Сергей Зверев

Те, кто был на фронте, знают, что в атаку порой трудно подняться. Но если ты поднялся, если с тобой рядом поднялись твои товарищи, то дальше все происходящее подвержено одному главному закону атаки: добежать, дотянуться до врага, обрушиться на него, разить, убивать, стрелять, колоть штыком, бить прикладом, а остановить разгоряченных атакой бойцов сложно. То же происходит и с танкистами. Первый порыв, главный настрой перед атакой и все, тебя уже не остановить. Точнее, остановит только смерть. И сколько их, израненных, искалеченных, падали во время атаки и ползли за своими товарищами, пытаясь кричать «ура». Сколько танкистов вываливались из горящих машин на землю, горя сами, туша своих товарищей, они бросали такие же огненные взоры вперед, туда, куда ушли другие танки, где бьют ненавистного врага. И в душе только злость, только досада, что ты уже не сможешь, что ушли без тебя!

Алексей спустился в башню и закрыл люк. И в тот же миг «Зверобой» остановился. «Выстрел»! Орудие выбросило пустую гильзу и струю сгоревших пороховых газов, мгновенно заработали вентиляторы, вытягивая кислый дым. «Осколочным»! Соколов крутил перископ, глядя на действия своих танкистов. Все, можно и не командовать. Теперь каждый знает, что ему делать, теперь главное – вовремя нацелить группу на прорыв в поселок, чтобы не увлеклись уничтожением колонны.

Один за другим на дороге полыхнули черным дымом и огнем взрывы. Румынские солдаты падали на землю, отброшенные взрывами, скошенные пулеметным и автоматным огнем. Со страшным хрустом легли под гусеницы телеги, со скрежетом смялся металл кабины автомобиля. Толчок – и пушка превратилась в кусок металла, когда по ней проехал танк. Обезумевшие лошади рвали постромки и уносились в степь, люди бежали, падая в снег, снова вставали, чтобы упасть изрешеченными пулеметным огнем. Гусеницы тяжелых бронированных машин смешивали все со снегом и землей, превращая это в черно-красное месиво.

Соколов снова поднял крышку люка и высунулся из башни по пояс, держа в поднятой руке сигнальный флажок – «Вперед, делай, как я».

– В поселок, не останавливаясь! – приказал он по ТПУ Бабенко.

Танки и бронетранспортеры понеслись следом. Теперь каждый командир танка снова сам выискивал цель. По степени опасности: сначала уничтожается бронированная техника, затем противотанковое вооружение, потом стрелковые гнезда с пулеметным вооружением, потом пехота противника. Таковы действия командира и наводчика по Уставу.

– Твою в душу! – заорал вдруг Логунов и начал бешено вращать рукоятку поворота башни.

Наводчику «Зверобоя» не хватило всего несколько градусов, чтобы опередить врага. Замаскированная возле дороги пушка выстрелила по атакующим танкам первой. «Четверка» Лапина завертелась на месте, разматывая порванную гусеницу. Звонко ударила пушка «Зверобоя» и на месте, где находилось противотанковое орудие, взметнулся фонтан земли и комьев снега. Дым рассеялся, и на месте позиции осталось торчать только вращающееся колесо лежавшей на боку приземистой пушки. Еще несколько взрывов. «Тридцатьчетверки» обрушили весь огонь на замаскированную батарею. Еще два выстрела, но бронебойные снаряды срикошетили от наклонной брони танков. А еще через несколько секунд все орудия со скрежетом легли под гусеницы броневых машин. Только несколько человек из орудийных расчетов успели убежать, прыгая через низкие заборы крайних домов.

Соколов развернул перископ и увидел, что «тройка» старшего сержанта Ковалева вильнула влево и пошла по соседней улице. И «ханомаги» притормозили, высаживая десант. Автоматчики разбегались по сторонам улицы, жались к заборам. Стали полыхать взрывы гранат. Все, бой стал превращаться в уличный. Алексей отдал приказ механику-водителю сбавить скорость. Прямо на перекрестке солдаты разворачивали противотанковую пушку. Несколько артиллеристов были без шинелей, видимо, только выскочили из дома, из тепла. Омаев зло прошипел что-то на своем чеченском языке, и длинная пулеметная очередь свалила четверых румын. Двое метнулись за угол соседнего дома. Еще миг, и пушка со скрежетом под гусеницами танка превратилась в комок железа.

– Вправо, Бабенко, вправо! – закричал Соколов. – К высокому зданию, там штаб!

Из штаба разбегались люди в шинелях, без шинелей. Кто-то отстреливался из автоматов, целился в наступавших из пистолетов. Многие падали и оставались лежать без движения. Кто не мешкал, успевал забежать за угол соседнего дома. Но тут сбоку, обгоняя «Зверобоя», вылетел бронетранспортер, и под огнем его пулемета попадали сразу несколько офицеров. В «ханомаге», размахивая руками, стоял старшина Заболотный. Несколько автоматчиком побежали следом, стреляя на ходу или с колена.

Соколов открыл люк и, когда танк остановился, высунул голову. Вокруг было тихо, и только на соседних улицах еще изредка били короткими очередями ППШ. Несколько автоматчиков вышли из-за дома, отряхиваясь и меняя барабаны в своих автоматах. Рядом остановился танк старшины Щукарева.

– Товарищ лейтенант, там взводный просил передать, что дорогу зачистили. Он постоит, пока «четверку» починят. Гусеницу сорвало, два катка разбило.

– Старшина, разворачивайся – и к Сайдакову, – приказал Алексей. – Наблюдай за дорогой, а «восьмерка» пусть буксирует сюда Лапина. Скажи лейтенанту, что в мастерских сварка есть, генератор дизельный. Здесь быстрее починят.

Щукарев кивнул, его машина развернулась на месте и понеслась по улице к выезду из поселка. Два «ханомага» выехали на площадь и остановились, держа под прицелом пулеметов окрестные дома. Заболотный спрыгнул на землю и закинул ремень автомата на плечо. Двое его бойцов помогли выбраться из бронетранспортера немецкому офицеру в распахнутой шинели, взяв его под руки. Бедро у пленного было в крови.

– Все, товарищ лейтенант, – махнул старшина рукой. – Несколько человек ушли в снег почти без штанов. Два грузовика удрали, но один застрял в снегу в километре. Пешком драпают. В поселке живых румын ни одного. А вот немец есть. И, судя по погонам, чуть ли не полковник. Беглецов догонять будем?

– Черт с ними, Фома. – Соколов спустил ноги и спрыгнул с башни на броню танка. – Они уже не вояки. Пусть бегут хоть до своей границы, главное, что мы их штаб разгромили. Теперь им не управлять войсками своего корпуса. Отправь наблюдателя на пожарную каланчу, пусть смотрит вокруг. И три патруля по окраинам. С местным населением поговори, может, что важное расскажут. А полковника пусть в штаб заведут и перевяжут. Я сейчас им займусь.

Поставив танки так, чтобы перекрыть все улицы и защитить здание мастерских, куда должны подтащить подбитый танк, Алексей отправился в здание штаба. До войны здесь размещалась семилетняя школа. И сейчас еще в саду под деревьями валялись поломанные ученические парты. Странно, что их не растащили на дрова. Немцы и румыны, наверное, заготавливали дрова в лесу, может, нашли довоенные сложенные запасы. А у местных жителей, как подумалось Соколову, рука не поднялась рубить и жечь парты. После войны ведь детишкам учиться надо будет на чем-то. Хотя оккупанты просто не подпускали никого к своему штабу. Это было вернее.

Немец сидел на стуле, положив пораненную, туго перебинтованную ногу на другой стул. Холеное широкое лицо с зачесанными назад редкими волосами было напряжено, на щеках немца краснел нездоровый румянец. Пальцы стискивали рукава шинели из дорогого материала. Красноармеец, который делал полковнику перевязку, повернулся к вошедшему командиру и доложил: