Собака мордой вниз - Инна Туголукова

И остроумная Соня взяла лист бумаги, нарисовала на нем увесистую фигу (то бишь не плод фигового дерева, а именно кукиш – известнейшую комбинацию из трех пальцев) и следующим вечером положила в пустую кастрюлю, оставленную на плите.

Между прочим, это только теперь сия бесхитростная фигура, в смысле кукиш, означает «накося выкуси», а изначально это был некий фаллический символ, поясняющий оппоненту стремление надругаться над ним в извращенной форме.

Трудно, конечно, предположить в бессмысленном Ваське даже зачатки столь глубоких гносеологических познаний. И неизвестно, что именно привело его в подобную необузданную ярость – отсутствие ужина или наличие фиги. Но факт остается фактом – взревев подстреленным зверем, он ринулся по коридору, колотя многострадальной кастрюлей в торопливо закрытые двери. Незапертой осталась лишь его собственная комната. И когда из нее послышались звуки побоища, лебединые крики бабы Любы и предсмертные хрипы Валентины, Соня вызвала милицию.

На разборку прибыло сразу три блюстителя порядка, вооруженных короткоствольными автоматами АКС. И Соня даже подумала, что, наверное, в районные отделения Центрального административного округа, как в гренадерский полк ее императорского величества Елизаветы Петровны, подбирают оперуполномоченных по росту и стати.

Наученный всей своей предыдущей жизнью, Васятка мгновенно присмирел, жильцы в полном составе высыпали в коридор, и инцидент, вероятно, закончился бы суровым внушением бытовому хулигану. Но один из витязей прекрасных зачем-то полюбопытствовал, кто вызвал милицию, и Соня честно ответила: «Я».

– Ах ты ж, сука рваная! – закричал Васька неожиданно высоким бабьим голосом и широко размахнулся.

Так широко, что Соня не то чтобы успела увернуться, скорее присела от ужаса. И увесистый удар пришелся одному из милиционеров аккурат по лицу.

События мгновенно приняли совсем другой оборот. Васятку скрутили и, к всеобщей радости, уволокли в известном направлении. Что, в общем, тоже не прибавило Соне особого оптимизма, ибо напоследок он пообещал ей скорую и незабываемую встречу.

Дальше – больше.

Томительный день закончился, но сон не приносил облегчения – бежал от Сони. А ночью человек беззащитен, открыт для боли и горьких мыслей. Особенно в тот странный, тревожный час перед рассветом, когда клубятся по углам, глядят из темноты ночные незваные гости, и рушится зыбкая грань между бредом и явью, и не кричал еще первый петух, гоня в преисподнюю кошмарные тени, снимая чары.

И в зыбком свете занимающегося дня Соня с невыразимым ужасом увидела, что ручка на ее двери медленно поворачивается. Кровь застыла в жилах, и каждая клеточка ее тела, лишенная этого живительного тока, забилась, запульсировала, отчаянно протестуя.

Мыслей было только две. Первая – кошмарная – пронзила ее ледяными иголками: вернулся Васятка, спеша расквитаться за позор и обиду.

Вторая была досадливая: любвеобильный Костя Стариков давно поглядывал на нее горячим масляным взглядом, а с исчезновением Даника активизировался чрезвычайно. Именно от него она каждый вечер тщательно запирала свою дверь и вдруг оплошала и не заперла. Как же она так?

Естественно, Соня его не боялась. Еще чего не хватало! Но кому нужны эти водевильные ситуации, пошлые и нелепые? Однако действительность приготовила ей совсем другой, гораздо более оригинальный сюжетец.

Дверь бесшумно отворилась, и в неверном сумеречном свете в комнату вплыла баба Люба. Ее заплывшие глазки на одутловатом лице были широко открыты, а руки с растопыренными пальцами вытянуты вперед. Седые сальные пряди рассыпались по плечам. Бесформенная ночная рубашка, сшитая рукодельной Валентиной из старой простыни, пестрела застарелыми пятнами. Заскорузлые шлепанцы, задубевшие от мочи, и слоновьи ноги с синеватой куриной кожей, разрисованные сеточками сосудов. Восставшая из гроба, тронутая тлением горгулья.

– Что вам здесь нужно?! – фальцетом взвизгнула Соня.

И резкий звук петушиным криком разорвал тишину, пугая призраков.

– Ой! – очнулась баба Люба. – Я дверью ошиблась…

И попятилась вон из комнаты. А Соня напряженно смотрела на ее бледные ноги – не заструится ли по ним зловонная желтая жижа, что, уж конечно, явилось бы последней каплей как в прямом, так и в переносном смысле.

Но Бог миловал. Дверь со злобным стуком затворилась, и Соня, как ни странно, уснула. Сразу. Почти мгновенно.

Но ночь еще не кончилась, не потеряла свои права. И снилось Соне, что опять открылась дверь ее комнаты и вошла зловредная старуха с мертвым взглядом и двинулась прямо к ее кровати, сжимая дряблой рукой кипящий чайник. И Соня, не в силах крикнуть и даже пошевелиться, с ужасом смотрела в ее потустороннее лицо. Но когда спасение показалось уже невозможным, она вдруг закричала так громко и отчаянно, что подняла всю квартиру.

Дверь (так и не запертая, будь она неладна!) широко распахнулась, ударившись в стенку, и на пороге нарисовался Костя Стариков собственной персоной в шикарных трусах а-ля «закрой глаза, а то ослепнешь».

– Звала? – галантно осведомился он.

– Мне приснился кошмарный сон, – нахмурилась Соня. – Идите, Константин.

– Уже иду! – жизнерадостно откликнулся тот, шагнул в комнату и закрыл за собой дверь.

– Да не сюда! – рассердилась Соня. – А отсюда!

Но сосед уже присел на краешек кровати, и Соня, любившая спать голой, натянула одеяло до самого подбородка и на всякий случай предупредила:

– Я закричу!

– А что ты будешь кричать? – неожиданно заинтересовался сосед. – Если «пожар», все двинут на лестницу спасать свои задницы. Кричи лучше: «Убивают, насилуют!»

– Да вы просто воинствующий бабник! – поразилась Соня. – И по-моему, вам абсолютно все равно, с кем спать.

– Абсолютно, – подтвердил Костя. – Какая разница, с кем ты спишь? Главное, с кем ты бодрствуешь. Неужели тебе хочется уснуть рядом со мной?

– Конечно же, нет! – искренне открестилась Соня.

– И я не дам тебе этого сделать, – горячо заверил Стариков. – Ты не уснешь, пока я рядом.

– Послушайте, Костя! Что вы идиотничаете? Я совсем не это имела в виду! – разволновалась она. – Вы все переворачиваете с ног на голову!

– То есть тебе все-таки хотелось бы уснуть рядом со мной?

– Так, – сказала Соня. – Так. Немедленно уйдите из моей комнаты. Немедленно!

И даже рукой указала, куда именно. Совсем при этом забыв о простыне, которая тут же сползла, обнажая грудь.

– Вы гоните нас? – потрясся Константин, откровенно наслаждаясь открывшимся зрелищем. – Нас с мальчиком?!

– С каким мальчиком? – растерялась Соня, торопливо подбирая упавшую простыню.

– Ну как же? – удивился сосед, опуская глаза.

И Соня, невольно проследив за его взглядом, увидела, как просыпается и растет в шикарных трусах упомянутый «мальчик». И взгляд его был красноречивее всяких слов, то есть не «мальчика», конечно, а соседа, и сказал ей так много и так страстно, что Соне просто нечего было возразить. Но самое удивительное заключалось в том, что ей вообще не хотелось возражать Константину Старикову…