Жуков. Портрет на фоне эпохи - Л. Отхмезури

Знать о противнике все и подбросить ему ложные сведения о себе – это правило советское командование сделало своим идеалом. С этой двойной точки зрения – сбор разведданных о противнике и его дезинформация – Висло-Одерская операция, кажется, тоже удалась, хотя после войны военные не слишком вдавались в технические подробности былых сражений. В области тактической и оперативной разведки, вплоть до 1944 года, немцы превосходили Красную армию в двух ключевых областях: воздушной разведке и радиоперехвате. Единственной областью, в которой с 22 июня 1941 года лидировала советская сторона, была агентурная разведка. Этот приоритет легко объясняется: пока Красная армия вела войну на своей территории, она пользовалась огромной поддержкой партизан, подпольщиков и разведчиков, внедренных во все звенья немецкой военной машины, в первую очередь в созданную из советских граждан вспомогательную полицию и в персонал железных дорог. В начале 1945 года это преимущество исчезло: война перешла за границы Советского Союза, на территории Польши и Венгрии, где значительная часть населения была настроена в отношении своих «освободителей» столь же враждебно, как к недавним оккупантам. В своих «Воспоминаниях» Жуков признаёт это: «Подготовка Висло-Одерской операции в значительной степени отличалась от подготовки предыдущих операций подобного масштаба, проводимых на нашей территории. Раньше мы получали хорошие разведывательные сведения от наших партизанских отрядов, действовавших в тылу врага. Здесь их у нас не было. Теперь нужно было добывать данные о противнике главным образом с помощью агентурной и авиационной разведки и разведки наземных войск. На эту важную сторону дела было обращено особое внимание командования штабов всех степеней. Наши тыловые железнодорожные и грунтовые пути теперь проходили по территории Польши, где, кроме настоящих друзей и лояльных к нам жителей, имелась и вражеская агентура[659]. Новые условия требовали от нас особой бдительности, скрытности сосредоточений и перегруппировок войск и материальных запасов»[660].

Напоминаю читателю об исчезновении очень важного преимущества советской разведки перед противником, которое объясняет некоторые решения командования, в частности остановку на Одере в феврале 1945 года по причине преувеличенной опасности их флангам. Тактические ошибки в ходе последнего наступления, начатого 16 апреля, тоже могут быть объяснены ослаблением агентурной и войсковой разведки.

Зато успехи русских в воздушной разведке и в радиоперехвате впечатляют. Они были так велики, что накануне начала Висло-Одерской операции советское командование знало о противнике практически все. На каждом из двух основных фронтов четыре авиаполка ежедневно выполняли 3500 разведывательных полетов, облетая от переднего края позиций противника до его глубоких тылов; в половине полетов летчики фиксировали увиденное на фотопленку. Всего между Вислой и Одером 339 самолетами было сфотографировано 200 000 км2. Города, аэродромы, перекрестки, мосты и броды, железнодорожные узлы, противотанковые рвы, районы затопления, позиции артиллерии и ПВО (настоящие и ложные), оборонительные рубежи, склады – все было зафиксировано, сложено из отдельных снимков в единую картину, как на мозаике, и перенесено на карты масштаба 1:25 000, в которые раз в неделю вносились изменения. Советское командование, таким образом, имело огромное преимущество перед противником, имея ясное и четкое представление о его расположении на глубину 400–500 км.

Сотни (!) групп наблюдателей, сформированных ГРУ и НКГБ, члены которых нередко владели немецким языком, были заброшены в тыл противника, в том числе и глубокий. Одной из таких групп была спецгруппа НКГБ «Грозные», состоявшая из десяти человек, сброшенная с парашютами 1 января 1945 года в Альтхорст, в 100 км к северо-востоку от Берлина. Другие агенты, часто польские, словацкие и украинские коммунисты, были внедрены во вражеский тыл в период немецкого большого отступления лета 1944 года и до поры до времени оставались «законсервированными» (на профессиональном жаргоне разведки – разведчик, внедренный в другую страну (в тыл противника) и, до получения команды из своего Центра, не ведущий активной работы. – Пер.) в какой-нибудь деревне или в одиноко стоящем доме. В отчете управления контрразведки немецкой группы армий «А» говорится о существовании в Польше на ноябрь 1944 года 26 таких групп.

Сопоставление данных авиаразведки и сведений, полученных от разведгрупп, заставило Жукова предложить изменить план на совещании Ставки, состоявшемся в Москве 27 ноября 1944 года, о чем рассказывает такой ценный свидетель, как начальник Оперативного управления Генштаба Штеменко: «На основании данных фронтовой разведки он [Жуков] считал, что удар 1-го Белорусского фронта прямо на запад очень затруднителен из-за наличия там многочисленных оборонительных рубежей противника, занятых войсками. По мнению Жукова, скорее всего, успех мог быть достигнут при действиях главных сил фронта на Лодзь с последующим выходом на Познань [то есть к северо-западу]. Верховный главнокомандующий с таким уточнением согласился. Оперативная сторона решения по начальной операции 1-го Белорусского фронта была несколько изменена. Это меняло дело и у соседа слева: выход 1-го Украинского фронта на Калиш терял свое значение. Маршалу Коневу указали в качестве основного направление на Бреслау»[661]. Такое изменение наверняка обрадовало Конева, потому что приближало его к направлению на Берлин.

Этот эпизод интересен тем, что показывает огромное значение, придававшееся советским командованием глубокой разведке (оборонительные рубежи, о которых упоминает Штеменко, находились на берегу реки Варты, в 200 км от Вислы). На завершающем этапе войны в советской военной мысли полностью доминировала концепция «глубокой операции» – наступательного выражения оперативного искусства, о котором мы писали выше. Проще говоря: ввод танковых армий на 300–400 км в глубь расположения противника возможно осуществить, только если все препятствия предварительно устранены, определены средства, чтобы уничтожить их или обойти, созданы и распределены соединения прорыва. Необходимо было сделать все возможное, чтобы не дать противнику закрепиться на берегу реки или на оборонительном рубеже. Прибегая к метафоре из физики, трение должно быть сведено к минимуму, чтобы накопленной двумя фронтами энергии хватило, чтобы перенести их как можно ближе к Одеру. Жуков следил за этим с особым вниманием. С организационной точки зрения он сделал все наилучшим образом. Ведь его будущий статус покорителя Берлина зависел от способности пробежать, подобно огню по степи, через Польскую равнину, где находилось 500 000 немецких солдат.

В декабре 1944 года произошел серьезный инцидент, напомнивший Жукову о непрочности его положения. История началась еще в прошлом месяце, в тот момент, когда Сталин сообщил своему маршалу, что больше не нуждается в представителях Ставки. Вождь поручил Булганину «собрать материалы на Жукова». Найти ничего не удалось, за исключением нелепой истории с уставом для ПВО. Вышел он в мае 1944 года, и Жуков, без согласования со Ставкой, одобрил переданный ему в руки маршалом артиллерии Вороновым проект. Булганин быстро собрал множество свидетельств об имеющихся в уставе недостатках. Сопоставляя мемуары Штеменко и журнал посещений сталинского кабинета, мы можем установить, что история эта произошла 6 декабря 1944 года, в присутствии Воронова, но без Жукова. Сталин устроил целое драматическое представление, завершившееся унизительным постановлением Ставки, распространенным среди командующих фронтами и начальников управлений Наркомата обороны. «1 – Отменяю приказы… заместителя Наркома обороны СССР маршала Жукова об утверждении и введении в действие Боевого устава зенитной артиллерии и Боевого устава артиллерии Красной Армии. 2 – Ставлю на вид Главному маршалу артиллерии тов. Воронову несерьезное отношение к вопросу об уставах артиллерии. 3 – Обязываю маршала Жукова впредь не допускать торопливости при решении серьезных вопросов. Приказываю: Для просмотра и проверки указанных выше уставов образовать комиссии. Заместителю Народного комиссара обороны СССР т. Булганину определить состав комиссий и представить мне на утверждение»[662].