Жуков. Портрет на фоне эпохи - Л. Отхмезури

Чуйков, конечно, был талантливым военачальником, но являлся лишь командующим одной из армий, и его знания обстановки были ограничены этим уровнем. Он не мог иметь полной информации о реальных силах противника и 1-го Белорусского фронта. Знания по этим вопросам он приобрел уже a posteriori. Его мемуары пропитаны сильной неприязнью к Жукову и часто искаженно изображают связанные с ним события. Еще в Сталинграде Чуйков познакомился с Хрущевым, который в 1960 году назначил его главкомом Сухопутных сил Советской армии. Таким образом, личные интересы побуждали его, как и Еременко, поддержать своего покровителя в его ссоре с Жуковым. Именно в этом ключе следует понимать разгоревшийся в начале 1960-х годов спор об «упущенной возможности» более раннего взятия Берлина. Чуйков стал вторым крупным военачальником (первым был Еременко), кто получил от Хрущева позволение опубликовать свои воспоминания. Не случайно, что главной темой книги стало взятие Берлина, а главным «украшением» – выпад против Жукова. Тот, как и крупнейшие полководцы Великой Отечественной войны (Конев, Рокоссовский, Штеменко), выступил с энергичными опровержениями высказываний Чуйкова. Все они утверждали, что истинной причиной остановки советского наступления на Одерском рубеже стали трудности со снабжением и сосредоточение немецких войск на северном фланге и на самом Одере. В 1964 году Хрущев был свергнут группой Брежнева, а Чуйков отправлен в отставку. В последующих изданиях своих мемуаров он будет придерживаться официальной версии: Красная армия не могла взять Берлин в феврале 1945 года.

Но так ли это было в действительности?

Мы не будем здесь полностью воспроизводить анализ, которому посвящена другая наша работа[671], а ограничимся тем, что повторим основные ее выводы. Жуков верил в возможность идти на Берлин без остановки по меньшей мере до 6 февраля, потом начал сомневаться и, наконец, 20 февраля отказался от этой идеи в пользу решения укрепить свои плацдармы на Одере. Против операции по немедленному овладению Берлином сыграло множество факторов.

Первый: неприкрытые фланги. Действовавший справа от Жукова Рокоссовский, увязнув в боях в Пруссии, а затем в Померании, сильно отставал от графика. 1-му Белорусскому фронту пришлось выделить значительные силы (четыре армии и кавалерийский корпус), чтобы прикрыть 200 км своего фланга. Сосед слева, Конев, тоже отставал. В Силезии его войска столкнулись с упорной обороной противника. Сам Сталин призывал Жукова к осторожности, впервые с начала войны. Он не только сомневался в возможности овладеть Берлином с налету, но и в том, что войну удастся закончить до лета 1945 года. 15 января он сказал об этом Главному маршалу авиации Теддеру[672], присланному Эйзенхауэром, чтобы узнать стратегические планы советского командования; то же самое он повторил Черчиллю и Рузвельту в Ялте. Теддеру он даже объяснил, что, очевидно, значительную роль в крахе Германии сыграет голод. Начавшаяся в начале февраля распутица, казалось, подсказывала Сталину остановить его армии на Одере. А мог ли он лгать своим союзникам, чтобы обеспечить себе одному честь взятия Берлина? Нет никаких оснований так думать, и нет никаких документов, подтверждавших это.

Сталин просто боялся неудачи. Он уже пережил тяжелые поражения Красной армии в марте-апреле 1942 года (Центральный фронт), в феврале 1943 года (в Харькове), в апреле 1944 года (сорвавшееся вторжение в Румынию) и в октябре 1944 года (поражение в Восточной Пруссии).

Общим во всех этих поражениях было то, что наступательный порыв увлекал войска слишком далеко, при пренебрежении к вопросам снабжения и при незнании намерений противника. Верховный знал, что партия может быть проиграна за один ход в тот момент, когда считаешь, что решающая победа у тебя уже в руках[673]. Кроме того, он не хотел рисковать по политическим соображениям. Поражение в 1945 году могло развязать руки англо-американцам и иметь серьезные последствия для его планов установления контроля над Восточной и Центральной Европой. Штеменко, человек номер два в Генштабе, признаёт это с замечательной откровенностью: «Нелишне, мне кажется, еще раз вспомнить здесь о политических маневрах руководства фашистской Германии. Ведь именно в это время [февраль 1945 года] оно активно нащупывало пути для заключения сепаратного мира с США и Англией. Многие из главарей Третьего рейха плели сложную паутину переговоров в расчете на то, чтобы поссорить членов антигитлеровской коалиции, выиграть время и добиться от наших союзников сделки с фашизмом за спиной СССР. В такой обстановке, накладывавшей особую историческую ответственность за каждое решение, нельзя было действовать опрометчиво. Ставка, Генеральный штаб, военные советы фронтов снова и снова сопоставляли наши возможности с возможностями противника и в конечном счете единодушно пришли к прежнему выводу: не накопив на Одере достаточных запасов материальных средств, не будучи в состоянии использовать всю мощь авиации и артиллерии, не обезопасив фланги, мы не можем бросить свои армии в наступление на столицу Германии. Риск в данном случае был неуместен. Политические и военные последствия в случае неудачи на завершающем этапе войны могли оказаться для нас крайне тяжелыми и непоправимыми»[674].

Сталин мог себе позволить такую осторожность, поскольку, как он полагал, у него еще было время. Ведь наступление немцев в Арденнах сильно нарушило планы англо-американцев. 7 февраля 1945 года западные союзники вышли к Рейну только в Нимвенгене и в Эльзасе. Начатые как раз в этот момент Монтгомери операции-близнецы «Веритабль» и «Гренада» шли с огромным трудом: союзники с трудом продирались через рейхсвальд (Имперский лес) и минные поля, покрывавшие левый берег Рейна. Американским танкам «Шерман» до Берлина было 550 км… а советским T-34 – всего 65.

Со 2 февраля Жуков заметил, что немецкое сопротивление не подавлено. Люфтваффе бросили все имевшиеся средства против его плацдармов, которые к тому же выдержали 30 наземных контратак. Крепость Кюстрин – разделяющую два плацдарма – невозможно было взять без осады по всем правилам. Взгляд на карту, отражающую расположение войск 1-го Белорусского фронта, показывает реальную ситуацию на фронте. На Одере, на берлинском направлении, у Жукова осталось всего четыре армии, из которых две вынуждены были две трети своих сил бросить на подавление сопротивления Позена и Кюстрина. В целом две трети сил и 90 % танков фронта со 2 февраля находились не на Одере, а на флангах. Жукову определенно не хватило бы сил для захвата огромного города, защищенного с востока поясом озер и лесов шириной 50 км.