Летняя книга - Туве Марика Янссон

нашей встрече. Она сидела и равнодушно наблюдала, как я собираю вещи. Мне было стыдно перед ней, и я не решилась попрощаться так, как мне хотелось. «Подождите!» – окликнула она меня уже у выхода, а потом достала из одного из бесчисленных ящиков помятую шелковую розу и прикрепила ее на мое пальто. После чего резко отвернулась, встала у окна и больше не произнесла ни слова.

Розу я носила целый день. С гордостью.

Остров

Поразительно, сколько людей мечтают о собственном острове.

Одни сознательно ищут свой и завоевывают его. Для других это пассивный символ того, что расположено на шаг дальше от достижимого. Остров – личный, далекий, близкий, округлая цельность без мостов и оград.

Защищенный и отрезанный водой, но в то же время дарующий возможность для добровольных контактов.

Возможность, которой никто никогда не пользуется.

Обходя свой остров, ты получаешь удовольствие от замыкания круга.

Берег, узкая граница между сушей и морем, изменчивая и коварная, сформированная ничем не сдерживаемой яростью, покрытая удивительными предметами, которые отполировало море, оставив на них отпечаток своих мягкости и силы.

В целом мире нет ничего краснее заросшего водорослями берега, если смотреть на него вечером против солнца. Мягкие камни и жесткая трава.

Разбившийся вдребезги хаос – и неожиданно красивый песчаный настил, и неподвижные миниатюрные пейзажи, отражающиеся в черных заводях.

Со стороны моря остров скучного защитного цвета, маленький и бесстрастный. Только камни и бахрома неровного леса. Ни высоких гор, ни гавани.

После захода солнца силуэт становится черным, случайная сцена спектакля, где играют красивый кобальт, неаполитанское золото и лазурь. Горизонт исчезает, низко над водой беззвучно рисуют решительные линии турпаны и морянки. А чайки уже расположились на ночлег и неподвижно сидят на островках, повернув головы строго в одну сторону.

Ты обходишь свой остров. Никто не придет, никому не нужно уезжать, полное спокойствие. Часы давно остановились, и ты уже не надеваешь обувь. Ноги ищут сами, они уверены и самостоятельны, они стали такими же чувствительными, как руки, и с быстрой радостью замечают песок, мох, водоросли, камень. Твоя мягкая и легкая одежда давно потеряла цвет, как и волосы, – они похожи на прибрежную траву и совсем не мешают.

Все, что касается тебя, выровнялось, стало нейтральным, лишилось всякого интереса. Ты сам себе товарищ, из тех, кто редко говорит. И никогда не спрашивает; ты человек, с которым можно жить.

Все вывернулось наружу и спокойно следит за известными вещами, чья непрерывная переменчивость увлекает и дает странное чувство защищенности.

Приливы и отливы, поднимающийся, опускающийся и меняющий форму берег, все, что растет, умирает и появляется снова в неожиданном месте. То, как деревья и кусты противостоят штормам, естественный упадок построек, удовольствие от узнаваний и повторений.

Когда ты слишком долго живешь в одиночестве, ты иначе слышишь. Иначе видишь естественное и приобретенное, повсюду замечаешь непостижимую красоту материала.

Старые, замкнутые сами на себя мысли убегают в новые русла или, скорчившись, умирают. Тебе снятся простые сны, и, просыпаясь, ты улыбаешься.

Однако это хрупкое строение, и ты расплачиваешься страхом темноты и приступами паники из-за случайного движения в сумерках или лодки на горизонте.

Но мерное повторение будней и четкие, ясные действия возводят защитную стену, и со временем она становится все выше и прочней. Вытащить лодку на берег перед штормом, зажечь на ночь лампу, собрать и наколоть дрова.

Проблемы просты, и их можно решить.

Кончилась вода, начался дождь. Вот-вот упадет дерево. Глухарь разбил стекло, исчезла рыболовная сеть.

Самое верное время – ранняя весна, мирный просвет между городскими тревогами и уже состоявшимся летом, зеленым и компанейским. Никаких лодок вокруг островов, песок нетронут, и, пока тебя здесь не было, остров тайком сделал шажок в сторону дикой природы.

Холодные и серьезные цвета, хрупкие, как лед в заводях. Небо из стекла невозмутимо. Все в ожидании, все притаилось и начисто лишено летнего кокетства.

По ночам у дальнего острова всегда поют морянки. Ты слышишь их, когда идешь разжигать костер перед рассветом. Замерзнув, переполненный счастьем, стоишь у дверей и замечаешь, как из полумрака появляется узкая полоска земли, очертания горы.

Все, что росло в прошлом году, завяло, умерло и стало бурой защитой тому, что решило вырасти в этом году.

Жизнь как подарок – эта забытая возможность внезапно становится реальной. В печи разгорается огонь. Ты сворачиваешься клубком, засыпая, и снова чувствуешь тишину, ты дружишь с собой.

Удовольствие перетаскивать большие камни, с помощью рычага выудить из прибрежной воды большое бревно, ловя равновесие. Обогнуть на лодке мыс, когда дует сильный зюйд-вест.

Вода еще ледяная, земля твердая, свет становится ярче с каждым днем, ты знаешь, что до тепла и рая подать рукой. И каждый год забываешь, что счастье в ожидании, а не в исполнении.

А лето держит обещание и проходит.

Сентябрь превращается в октябрь, остров снова становится невозмутимым и равнодушным. Ближе к ночи мимо проплывают последние рыбацкие лодки, их огни исчезают в море.

Без птиц тишина другая. Краски тяжелые, затоптанный остров устал. Теперь у него враждебное, но притягательное лицо.

Страх темноты выманивает тебя из домика с тремя темными окнами в узкий пристрой для сетей. Надежное, крепкое пространство, в котором не страшна никакая опасность.

Опасности приходят с осенними штормами, настоящими штормами, теми, что не утихают с заходом солнца и могут накрыть остров на десять дней, изменить берега и заставить домик вибрировать.

И эти странные звуки усиливаются в комнате, а их отголоски слышны в пристрое для сетей даже на четвертый день после шторма – рваные звуки, напоминающие электронную музыку, смеющиеся голоса, крики и далекие колокола, гулкий топот бегающих вокруг дома.

Но это не страшно, если вовремя развернуть зеркало к стене и подложить одеяла под окна.

После захода солнца, когда на остров обрушиваются угрожающие фиолетовые тени, главное – убедить себя, что никто не может проникнуть в пристрой. Там не должно быть щелей.

Но лампу надо наполнять каждый день, ей нельзя погаснуть. В октябре средств против страха у тебя нет. Ты боишься испугаться.

Не человека – того, кто лишь похож на него.

Утро прозрачно и беспристрастно. На подветренном берегу новые кучи водорослей. Остров сохнет, скукоживается, пытается стряхнуть тебя.

Все иссякло, поросло мхом, закончилось. То, что приносит море, теперь не оседает во вздымающейся прибрежной воде, а нетерпеливо уносится дальше, ветра подчистую снимают кожуру с земли, а пенные волны добираются до самых окон и делают их слепыми.

Вода поднимается.

Все, что ты построил и собрал, нужно перемещать вверх.