Деникин - Георгий Ипполитов

Но Разведывательное управление РККА оценило это явление с моей точки зрения однобоко, классифицировав его как проявление дальнейшего разложения эмигрантской среды[149]. Шагов к поиску точек соприкосновения с левыми кругами эмиграции с советской стороны не последовало.

Парадокс состоял в том, что в отличие от Милюкова, решительно не веря в патриотический потенциал советской власти по защите России, генерал Деникин одновременно все больше проникался искренней симпатией к Красной Армии. На одном из публичных докладов, вспоминал реэмигрант Л. Любимов, он обрушился на тех, кто утверждал, что стоит только гитлеровским дивизиям хлынуть через советскую границу, как Красная Армия обязательно побежит.

— А может, не побежит! — патетически воскликнул Антон Иванович. — Храбро отстоит русскую землю, а затем повернет штыки против большевиков.

Эклектика Деникина состояла еще в том, что он не верил в советский патриотизм личного состава РККА, хотя не раз заявлял, что и «под советским мундиром может биться русское сердце».

Поиски «двойной задачи» — это не метания обанкротившегося деятеля, не попытка уйти от борьбы через компромисс, в котором нужно было бы совмещать несовместимое. «Двойная задача» Деникина была по-своему им аргументирована, нашла поддержку в определенных кругах белой эмиграции. Но она была утопичной.

Утопизм «двойной задачи» усугублялась тем, что бывший вождь Белого дела, будучи ярым антисоветчиком, упорно не хотел замечать позитивные изменения, происходившие на его Родине. Налицо догматизм мышления. Причем догматизм, который, как это не парадоксально, проявлял деятель, имеющий неординарные аналитические способности. Что ж, ненависть, увы, может только ослеплять…

Трудно поверить, что Антон Иванович не слышал о достижениях Советского Союза. В то время на Западе об этом говорили во весь голос. Уолтер Липман писал еще в 1928 году:

«Из СССР приходят вести о разработке пятилетнего плана. Большевики замыслили что-то невероятно дерзкое: одним рывком построить в своей отсталой стране современную промышленность. О советском пятилетнем плане с интересом говорят в рабочих клубах Америки. Буржуазные пропагандисты призваны нейтрализовать этот интерес после чудовищного разорения войной 1914–1921 годов и в стране начался бум темпов, всенародного энтузиазма, которого Россия еще не видела, рождение коллективистской солидарности, время порывов и открытий во всех сферах науки и культуры…»

Конечно, современный уровень накопления исторических знаний дает картину, какой ценой оплачена сталинская индустриализация, которой так восхищался Уолтер Липман. «Год великого перелома», «Коллективизация сельского хозяйства», превратившая огромную массу сельского населения в полукрепостных.

Увы, это наша история…

Но разве можно опровергнуть то, что в стране произошла культурная революция? Огромной массе людей впервые стали доступны многие духовные ценности. И это тоже наша история.

И очень жаль, что Антону Ивановичу Бог не дал прозрения увидеть и светлые стороны истории СССР в 1920–1941 годах!

Гипотетически можно предположить, что Милюков, позиция которого отличалась большей реалистичностью, пытался заполучить генерала в союзники, переубедив его.

Мейснер воспоминал, что когда он в качестве корреспондента «Последних новостей» изложил взгляды Деникина Милюкову, тот вычеркнул абзац о «двойной задаче», оставив одну — защита России. Антон Иванович неистовствовал:

— Что же вы из меня милюковца делаете! Я же не то говорил, что вы пишете.

Д. Мейснер передал его возмущения Павлу Николаевичу. Тот ответил:

— Я хотел вытащить его из трясины, в которой он завяз с этой бессмысленной «двойной задачей».

Мемуарист прокомментировал данный факт так: шеф «хочет от бывшего главкома ВСЮР большего соглашательства, чем это было возможно».

Взаимопонимание двух деятелей не состоялось.

Правые круги белой эмиграции воспринимали «двойную задачу» бывшего вождя Белого дела с неприязнью. Лампе считал, что Деникин договорился до абсурда, чуть ли не призывая эмиграцию вступать в Красную Армию.

Характерно, что генерал, продолжая шлифовать свою «двойную задачу» в противоборстве с милюковцами и правыми, несмотря на утопичность ее в целом, проявлял иногда и политический реализм. Он реалистично оценил обстановку в связи с делом М. Н. Тухачевского и других в 1937 году. Ec.ni и некоторых эмигрантских кругах говорили о внутренней оппозиции сталинскому режиму в СССР, то Деникин понял, что это далеко не так. В письме дочери от июня 1937 года он пишет:

«Ты спрашиваешь, что произошло в России? Идет самопожирание большевизма. […] Никаких „измен“ и „продажности“, конечно, не было. Тухачевский — авантюрист, человек беспринципный и жестокий, но и он никому не „продавался“. Вообще, никакой идейности в происходящем нет, есть только борьба за власть. Сталин довел кровавую „пирамиду“ до самой верхушки и остался с глазу на глаз со своим ближайшим помощником и другом Ворошиловым. Очередь за последним. Сталин и Ворошилову перережет горло, если тот не догадается вовремя перегрызть горло Сталину…»

Не все угадал Антон Иванович. Но кто знает, что было бы с «первым красным офицером» Климом Ворошиловым, если бы Сталин не умер в марте 1953 года?

Вокруг имени Деникина имелось много спекуляций, досужих вымыслов, слухов и искажений как в белоэмигрантской литературе, так и в советской. Антон Иванович, как правило, в полемику не вступал, полагая, очевидно, что истину легко найти, если внимательно вчитаться в его «Очерки русской смуты» и другие произведения. Но иногда он вынужден был реагировать и давать отпор, если фальсифицировались его духовные принципы.

В 1928 году активный участник российской революции 1905–1907 годов С. Милославский в своих воспоминаниях писал, что в созданном в 1905 году на Дальнем Востоке революционном союзе числился Деникин, который был законспирирован и ничем себя не проявил. Его вступление в союз уже в высших чинах, по утверждению Милославского, произвело на местных революционеров «чрезвычайное впечатление». Числился Деникин в союзе якобы недолго и отошел от него уже в 1906 году, когда организация стала приобретать более четкие и на этот раз вполне революционные формы.

«Но и этот исход не носил характер разрыва: разговора в нашей среде было достаточно, и я хорошо помню, генеральскому выходу был придан характер не контрреволюционного выступления, но лишь конспиративной меры. В 1919 году, работая в подполье во время деникинщины на Украине, не раз приходилось вспоминать Деникина 1905 года».

Милославский не прав. Не в характере генерала было заниматься конспиративной деятельностью, о чем он прямо заявляет в своих «Очерках русской смуты». А они написаны на семь лет раньше воспоминаний Милославского. Кроме того, мемуарист допустил и фактическую ошибку: в 1906 году Деникин был полковником, а не генералом…