Деникин - Георгий Ипполитов

1 сентября 1939 года началась Вторая мировая война. Сбылись все худшие предсказания Антона Ивановича…

Генерал Деникин понял, что с падением Польши опасность подошла непосредственно к границам его Родины. Но он не оценил объективно занятие советскими войсками Западной Украины и Западной Белоруссии, рассматривая акт как коммунистическую агрессию.

В письме Колтышеву он высказывает удивление, почему западные державы бездействуют, спокойно взирая на экспансию «германского фашизма и советского коммунизма». Ггнерал пишет также, что не может понять, почему после занятия советскими войсками Западной Украины и Западной Белоруссии правительство Франции и Англии не порвали дипломатических отношений с Советским Союзом…

Начальный период Второй мировой и особенно Великой Отечественной войны — то исследовательское поле, где историки ведут сегодня серьезную битву за выявление истины. Речь идет, конечно, о серьезных исследованиях отечественных и зарубежных ученых, а не о низкопробных «Ледоколах» Суворова и ему подобных (хотя и такая литература должна стать предметом тщательного критического научного анализа с позиций объективности, историзма и компаративизма).

Надо признать: много еще здесь «белых пятен». Трудно оказываться от удобоваримых стереотипов освещения тех драматических событий. Помнится, какой переворот в мозгах произвели новые данные о пакте Молотова — Риббентропа, ставшие достоянием широкой общественности в конце 80 — начале 90-х годов XX века. Но сколько они породили и спекуляций, и односторонности.

Любая медаль имеет две стороны. В драматических событиях 1939–1941 годов эта истина приобретает особое звучание.

В ночь с 23 на 24 августа 1939 года в Кремле был подписан Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом и секретный дополнительный протокол к нему.

Договор определял взаимные обязательства сторон в политической и военной областях. Он был заключен сроком на десять лет. С международно-правовой точки зрения его подписание являлось нормальным явлением.

Особый вопрос — секретный дополнительный протокол. Он, по сути дела, представлял тайное сепаратное соглашение между Москвой и Берлином о разделе сфер влияния в Восточной Европе за счет государств этого региона. При этом сферой советских интересов признавались государства Прибалтики, Финляндия, восточная часть Польши (Западная Украина, Западная Белоруссия) и Бессарабия.

Официальные советские власти в течение многих десятилетий отрицали сам факт подписания протокола. Закулисный сговор с нацистской Германией за счет третьих стран противоречил декларировавшимся принципам советской внешней политики и не украсил нашу историю.

В то же время нельзя забывать, что откровенно силовой подход в международных делах де-факто являлся нормой поведения для всех ведущих государств, и Советский Союз не был исключением. Кроме того, позиция Запада не оставляла Москве никакого выбора, кроме Берлина.

Таким образом, заключенные соглашения можно рассматривать как временный военно-политический компромисс, на который пошло советское руководство для выигрыша времени и пространства в преддверии военного столкновения с Германией.

Антон Иванович не отождествляет Сталина с русским народом. Захват Западной Украины и Западной Белоруссии он расценивает не иначе, как участие СССР в войне на стороне Гитлера. Но участие в войне коммунистического режима, а не русского народа. Не случайно генерал возмущается, что французская пресса, критикуя политику Сталина, спутала два понятия: «Советскую Россию и народ русский».

Но почему бы Деникину не увидеть в захвате Западной Украины и Западной Белоруссии претворение Сталиным в жизнь… белой идеи о Великой, Единой, Неделимой России? Химера? А что?

Ведь Сталин, расправившись с Троцким, для которого Россия — вязанка хвороста в огонь мировой революции, затушевал (не похоронил, это невозможно, все-таки святой постулат марксизма-ленинизма) бредовую идею о мировой революции. Как-никак провозгласил возможность строить социализм в одной отдельно взятой стране.

Почему бы Деникину не расценить внешнюю политику Сталина как объективно укрепляющую русскую государственность? Вернул в сентябре в лоно своей империи исконно русские земли. Не об этом ли мечтал вождь Белого дела в Кубанских степях, вышагивая в цепях белых волонтеров и не кланяясь пулям?

Не увидел этого Антон Иванович. Впрочем, не понял он и того, что между политическим режимом и народом существует диалектическая связь. И вряд ли правомочно по деникинской схеме отделять Сталина от советского народа.

Спорно? Конечно! А разве есть легкие вопросы в истории СССР? Это только у Суворова (Резуна) в его «Ледоколе» все просто…

Однако тоталитарный режим, каких бы успехов он не достиг, всегда останется режимом, уничтожающим человеческую личность.

Пакт Молотова — Риббентропа, по мнению Антона Ивановича, не мог отвести реальную угрозу от России. Он писал 24 сентября 1939 года, что не верит в искренность Сталина и Гитлера.

«Союзы в наше время заключаются и разрываются под любым предлогом. Поэтому не надо строить иллюзий по поводу безопасности России».

Разумеется, Деникин прав относительно неискренности Сталина и Гитлера. Но более чем странно, что военный профессионал высокого класса не увидел, что СССР отодвинул свои границы и, самое главное, выиграл время. Все та же антикоммунистическая слепота…

Но в чем безапелляционно прав Антон Иванович — эмиграции не следует ориентироваться на политические союзы иностранных государств в целях ограждения России от агрессии германского фашизма:

«Никаких „фильств“, кроме „русофильства“, никакой ориентации, кроме русской, никаких обязательств за… чечевичную похлебку и… с потерей лица».

Перед русской эмиграцией встала проблема политического и нравственного выбора. Но свои четкие контуры она получила с падением Парижа (которое, судя по воспоминаниям В. В. Сухомлинова, «потрясло не только французов, но и многих русских парижан, за исключением германофилов и фашистов»). Дифференциация отношения русской эмиграции к немецкому фашизму резко ускорилась.

В том есть и заслуга Деникина, ибо его принципиальная позиция оценки гитлеризма как врага России стала еще больше импонировать многим эмигрантам. Но яркая антикоммунистическая зашоренность, абстрактность и умозрительность его построений помешали сделать позицию Деникина более доступной для эмигрантских кругов.

Начало Великой Отечественной войны потрясло и Деникина, и его жену. 23 июня 1941 года Ксения Васильевна записала в своем дневнике:

«О, Россия! Чаша страданий еще не испита тобою до дна! Тебя попирают два антихриста. Конечно, нападение Германии означает конец коммунизма в России, но какую цену придется за это платить! Сейчас же немецкие бомбы разрывают на части русские тела, проклятые немецкие танки заполнили нашу страну, льется русская кровь!..»

Особенно тяжело переживал старый генерал поражение Красной Армии в начальном периоде войны. Но, несмотря на стресс, он продолжает осмысливать случившееся. Уже 18 августа 1941 года он пишет Колтышеву, что военные события в глуши воспринимаются острее, сообщает, что не теряет оптимизма: в сложной ситуации можно найти и «предзнаменования утешительные».