Деникин - Георгий Ипполитов

Характерно, что в то суровое время бывший вождь Белого дела два раза в год — 15 ноября (годовщина создания Добровольческой армии Алексеевым в 1917 году) и 22 февраля (годовщина начала первой антибольшевистской кампании в 1918 году — I-го Кубанского («Ледяного» похода) писал краткие послания своим бывшим соратникам по оружию. Так вот по случаю 24-й годовщины Добровольческой армии осенью 1941 года, когда положение на советско-германском фронте было исключительно тяжелым, Антон Иванович писал:

«В эти тяжкие и темные дни наше прошлое да послужит утешением, путеводным маяком и залогом надежды».

А в ноябре 1943 года, в ознаменование 26-й годовщины со дня создания Добровольческой армии, он призвал своих собратьев по оружию, боровшихся вместе с ним за Белое дело четверть века назад, молиться за то, чтобы был положен конец уничтожению русского народа:

«Вздыблена, взвихрена наша бедная Россия! Рушатся каторжным трудом воздвигнутые заводы-гиганты. Горят полымем наши города и села. Гибнет русское добро от своей и чужой руки…

Без конца гибнут и русские люди. Гибнут в кровавых боях, в братоубийственных стычках и в темных застенках. Гибнут от холода, голода и труда непосильного, мрут без ухода от ран и болезней — в своих и чужих лагерях, нет конца русским страданиям, нет меры русской скорби!

Но дух народный жив. Его не угасить никому и ничем. […]

Бог правды, Бог брани, ниспошли избавление стране нашей родной от всех ее лютых врагов и лиходеев, дай мир и свободу исстрадавшемуся народу!»

Это ли не голос пламенного русского патриота?!

Не случайно, нет не случайно с началом Великой Отечественной войны Антон Иванович внес коррективы в «двойную задачу русской эмиграции». Если раньше она формулировалась в виде тезиса: «Борьба с советской властью и защита России», то теперь он формулирует ее так: «Защита России и свержение большевиков».

И здесь не механическая перестановка слов. На первое место генерал ставит интересы России, подвергшейся нападению Германии. В развитие своей модернизированной «двойной задачи русской эмиграции» он выдвигает тезис: «Что заставляет неволя — делай, а против России — не делай».

Конечно, такую позицию можно считать конформизмом. Но Антон Иванович никогда не был приспособленцем. Генеральская мысль — не разновидность толстовского «непротивления злу насилием», а позиция «пассивного сопротивления». И в условиях немецкой оккупации она была приемлема для многих рядовых белоэмигрантов.

Однако «двойную задачу» в новой редакции Деникин не смог не разбавить антибольшевистскими аспектами. В начале 1942 года он писал Колтышеву, что не надо в сложной обстановке «терять веру в возрождение России без большевиков». Антикоммунизм, не снятый с вооружения, был переведен генералом, с учетом агрессии против России, на второй план.

Бывший вождь Белого дела презрительно относился к коллаборационистам всех оттенков из числа русской эмиграции. Он писал Колтышеву:

«На поклон к немцам шли прохвосты, мракобесы и часть сбитой ими с толку мирной эмиграции».

Убежденность Антона Ивановича не могли поколебать попытки его дискредитации коллаборационистскими деятелями главным образом из окружения Краснова.

Он отнес однозначно к коллаборационистам и командование РОВС, которое тесно сотрудничало с гитлеровской Германией. В конце войны старый воин-патриот писал начальнику РОВС генералу Архангельскому:

«Челобитные ваши и начальников отделов РОВСа о привлечении чинов его на службу в германскую армию после того, как Гитлер, его сотрудники и немецкая печать и во время войны, и задолго до нее высказывали свое презрение к русскому народу и к русской истории, открыто проявляли стремление к разделу и колонизации России и физическому истреблению населения — такие челобитные иначе, как преступными, назвать нельзя».

В письмах Колтышеву генерал настойчиво проводил мысль, что эмиграции необходимо отказаться от сотрудничества с РОВС, так как его руководители — предатели России.

Несколько сложнее относился генерал Деникин к Русской освободительной армии (РОА) генерала Власова. Они — предатели России. Относительно рядовых власовцев позиция генерала отличалась большей эластичностью. Он не представлял русского человека в форме солдата армии, воюющей с его Родиной. Его дочь вспоминала, что отец в ноябре 1943 года запретил ей знакомиться с власовцами, дислоцировавшимися в Мимизане, где проживала семья Деникиных. «Тебя ни в коем случае не должны видеть с этими… в немецкой форме», — говорил он ей.

Но, вступив в контакты с рядовыми власовцами, Антон Иванович стал рассуждать менее категорично. В 1946 году он написал:

«Чтобы пополнить свои людские резервы, германское правительство решило использовать русских военнопленных, объединив их в специальные воинские подразделения. На этот рискованный эксперимент оно могло решиться, только учитывая нелюбовь русского народа к своему правительству, порочная политика которого привела к атрофированию национального сознания. За исключением русских военнопленных, военнопленные всех стран могли рассчитывать на помощь своего правительства и Красного Креста. Пленные же русские солдаты были брошены на произвол судьбы: их считали предателями и дезертирами. Поэтому, когда германское командование предложило голодным, униженным, лишенным всякой надежды и поддержки людям приличное жалованье и денежное содержание, многие из них решили надеть немецкие серо-зеленые мундиры.

Пусть бросят в них камень те, кто может…»

В неопубликованном очерке Деникина красной нитью проходит такая мысль: РОА — порождение политики большевиков, которые изуродовали у россиян «своей окаянной практикой самые основы национального самосознания».

Генерал негодует, что Сталин «бросил своих военнопленных на произвол судьбы, обвинив их всех поголовно в измене Родине и лишив поддержки Красного Креста». Нечеловеческие условия существования в фашистском плену заставляли солдат и офицеров вступать в РОА.

Небезынтересно отметить, что в письме Деникина начальнику РОВС генералу Архангельскому он называл рядовых «так называемой армии Власова» несчастными ее участниками, которые, «попав в тупик, проклиная судьбу, только и искали способ вырваться из своей петли».

В деникинских оценках РОА есть доля истины. Но нельзя не учитывать, что его позиция вырабатывалась на узкой и односторонней информации, полученной от контактов с рядовыми власовцами. Причем, как вспоминает Марина Антоновна, круг допущенных к общению с генералом был небольшим, около 10 человек. Вряд ли безоговорочно можно согласиться с Антоном Ивановичем, что военнопленные поступали на службу в РОА исключительно из-за нечеловеческих условий содержания в фашистских концлагерях. Конечно, это очень существенная причина.

Однако все намного сложнее, чем утверждает генерал…

Общее число бывших советских граждан, с оружием в руках сражавшихся в гитлеровской армии против РККА, составляло, по оценкам советского командования, миллион человек. Только в элитных войсках СС служило более 150 тысяч бывших советских военнопленных. Так что, по логике Деникина, все это надо обосновать нечеловеческими условиями содержания в плену? Весьма проблематично…