Голубая кровь - Татьяна Васильевна Гордиенко

— Не меньше двадцати секунд, но может и больше, я не знаю, — Стелла туго соображала, слегка дрожала и была бледна.

— Плохо… Очень плохо, — прошептала Нейман.

Но вдруг Эсфирь, уже практически перестав дышать, открыла глаза.

— Не надо, Нейман, — сказала угасающим голосом она и попыталась отстранить от себя руки врача. — Я не была ангелом на этой земле… я была зверем, убивающим в ночи. Я не знала жалости к врагам и никогда не просила милости для себя. Но теперь война окончена… — Эсфирь слабо, но удовлетворённо улыбнулась. — И всё же, даже умирая, я дам завтра последний бой Красным Вампирам. Как бы я хотела выжить назло им…

— Эсфирь, молчи. Тебе нужно сохранять силы, — приказала Нейман суровым голосом, не теряя самообладания в отличие от Стеллы, которая уже не могла больше сдерживать слёзы.

Эриндо с горечью подумала о том, что ещё месяц назад она назвала бы лгуном каждого, кто скажет, что она будет спасать жизнь Одинокому Убийце. А вот теперь она этим занимается с редким даже для неё рвением, но голубая кровь упрямо не желает останавливаться, и её пациентка угасает на глазах. Что-то зловещее было, как показалось Нейман, в событии этого вечера, но она ничего не могла сделать. Она знала только одно: она теряет ещё одну преданную подругу, потому что Эсфирь действительно стала ей дорога за те короткие дни, которые они были знакомы. Умирала ещё одна терианка, и Нейман чувствовала, что ничего не может изменить. На какой-то миг она подумала о Лэс-Тере. Душа планеты, вероятно, могла бы помочь, но где её искать? Нейман знала, что Стелла немного знакома с медициной, но у той совсем не было практики, а потому Эсфирь нельзя оставить на неё. А значит, Нейман не могла отправиться на поиски Лэс-Теры. Да это было и бессмысленно — Эриндо знала, что время Эсфири быстро истекало.

Эсфирь медленно и глубоко вздохнула, а затем попросила:

— Открой окно, Стелла, я хочу увидеть свою последнюю ночь.

Всхлипывая, как ребёнок, Стелла открыла окно, и в комнату ворвался ночной пронизывающий холод.

Эсфирь поглядела на яркие звёзды и прошептала:

— Много раз ночью я выходила на охоту. Я убивала, но всегда помнила, что и сама когда-нибудь умру. И вот этот день пришёл. Не плачь, Стелла, моя жизнь кончена, но твоя только начинается. Вампиры вычислили и нашли меня, но так и должно быть, ведь я была одна против всех. Мне не на что жаловаться. Я не смирилась и восстала против них, а значит, рано или поздно должна была погибнуть. И всё же девять долгих лет я не давала им спокойно спать, и я оставалась единственной, кого они боялись и кого, в конце концов, нашли.

Эсфирь тяжело дышала, но была спокойна. Рядом с ней плакала Стелла, а Нейман, стараясь сохранить спокойствие, делала своё дело, только кровь не останавливалась. Нейман сердилась на свою пациентку за то, что та совсем не боролась за свою жизнь и покорно ждала смерти.

— Жаль, что я не доживу до того дня, когда не останется ни одного Красного Вампира, — прерывающимся голосом прохрипела Эсфирь.

Её глаза закрылись, а голова безвольно склонилась на бок.

— Нейман, сделай же что-нибудь! — рыдала Стелла, стиснув холодную руку Эсфири.

— Она не жилец, Стелла, — ответила Нейман.

— Но ведь ты же врач! Помоги ей.

— Я врач, но не Бог, — ответила Нейман, и показала Стелле кинжал, которым ранили Эсфирь. — Этот кинжал был вымочен в особом вине, а значит, Эсфирь безнадёжна, ведь вино для териан — яд. И ты знаешь это.

Глядя на плачущую Стеллу, у Нейман сжалось сердце. Она невольно вспомнила Марию, которая так же плакала у постели умиравшей матери. Эта инопланетянка до боли напоминала ей Ноэми, а потому Нейман старалась не смотреть на неё. Она уже не сомневалась в том, что жестокая судьба намеренно подсовывает ей людей, которые слишком уж напоминают ей погибших родных, вновь и вновь заставляя её переживать очередные потери.

Эсфирь слегка застонала, но в сознание не пришла.

— Нейман, она ещё жива. Спаси её!

— Стелла, чудес не бывает. Эсфирь умирает, и у нас нет надежды. Счастливый конец бывает лишь в сказках, — безнадёжным голосом, но, не теряя хладнокровия, произнесла Нейман.

Несмотря на то, что все признаки указывали на приближение смерти, Нейман, вопреки здравому смыслу, в глубине души не теряла надежды. Не верила она, не хотела верить, что и в этот раз смерть окажется сильнее.

Стелла, сидевшая по другую сторону кровати и державшая правую руку Эсфири, почувствовала, что пульс совсем пропал. Холодная рука терианки выскользнула из ладони Стеллы, но она не хотела верить тому, что было очевидно. Она уже не плакала, но, подняв глаза и посмотрев на Нейман, желала услышать, что Эсфирь не умерла.

Однако бледная, измученная Нейман медленно убрала свои руки от раны Эсфири и прошептала:

— Всё кончено. Она умерла.

— Нет! — закричала Стелла, словно этим могла воскресить умершую.

В комнату вбежали Леония и Рэтас.

Им всё сразу стало ясно.

В мёртвой тишине раздался горестный и протяжный вой Тибо.

Нейман закрыла глаза терианки и, сняв свою траурную вуаль, накрыла ею лицо Эсфири, как когда-то так же закрыла лица Ноэми и Марии. Она ничего не сказала, а молча покинула комнату и вышла во двор. Нейман хотелось плакать, но слёз уже не осталось. Ещё одна невосполнимая утрата… Сколько же их ещё будет?

К терианке подошли Леония, Рэтас и Стелла. Рэтас накинул на плечи Нейман плащ, а Стелла протянула ей кинжал, которым убили Эсфирь, словно спрашивая, что с ним делать.

— Видимо, я родилась проклятой, — произнесла Нейман, глядя на кинжал. — Да и кем, как не проклятым мог быть подкидыш голубой крови, выросший в богатой семье? Где бы я ни появилась, за мной ходит смерть. Такими же кинжалами убили мою сестру и моего брата, а теперь Эсфирь. Наверное, это оружие будет преследовать меня всю жизнь, это мой крест.

— Не казни себя, Нейман, — прошептала Стелла, — ты ни в чём не виновата. Скорее в этом есть моя вина, ведь я вышла в ту минуту, когда те двое догнали Эсфирь и один из них тут же, не раздумывая, убил её. Они, наверное, долго преследовали её, и у неё не осталось сил даже взяться за оружие, а может быть, не хватило времени. Если бы я вышла на минуту раньше, то возможно, Эсфирь сейчас была бы жива… но она мертва и уже ничего не исправишь. Как подлой бывает судьба с