Ахульго - Шапи Казиев

– Большое войско собирается на гребне под Сурхаевой башней!

– Другой отряд спускается в ущелье Ашильтинки!

– Третий подходит к Старому Ахульго!

Но Шамиль понимал, что главная цель Граббе – Новое Ахульго с его врытой в скалу крепостью и основными силами горцев.

Канонада вдруг смолкла, оставив после пальбы лишь застилавший солнце сизый дым. Отряд, собравшийся на гребнях под Сурхаевой башней, закричал «Ура!» и бросился вниз, на позиции горцев. В ответ мюриды открыли сильный огонь. Солдаты падали, но лавина главного отряда продолжала катиться вниз, пока не заполнила собой перекоп и не наткнулась на передовые бастионы горцев. Они казались разрушенными, но как только ширванцы кинулись на приступ, все вокруг ожило, на них обрушились камни, и со всех сторон затрещали выстрелы. Перекрестный огонь из боковых укреплений выбивал целые роты, но отряд все равно продолжал надвигаться, пока не захватил передние башни. Они оказались пусты, горцы будто исчезли, забрав с собой даже раненых. Нашли только несколько тел, оставшихся под обрушениями. Тем временем сзади напирали новые толпы, и авангард ширванцев понесло дальше.

– Теперь будем сражаться до конца! – крикнул Шамиль защитникам второго рубежа обороны.

– И да поможет нам Аллах!

Колонна Врангеля, перевалив через первый рубеж, оказалась во втором, еще более глубоком перекопе, огражденном крепкой стеной укреплений. Здесь-то и начался ожесточенный рукопашный бой. Ширванцы, направляемые Врангелем, накатывались на горцев белыми волнами и откатывались обратно красными. Горцы едва сдерживали натиск, теряли людей, в дело уже вступили и Шамиль с Султанбеком и Юнусом. Волны продолжали биться о непреодолимую преграду и снова откатываться.

Вдруг к горцам подоспела подмога, это были женщины, кто в мужской одежде, а кто и в своей, но с кинжалами и ружьями. Они уже не хотели сидеть в своих подземельях, содрогаясь от страха и мучительно ожидая печальных вестей. Они предпочитали умереть рядом со своими мужьям и братьями. Вступили в дело и старики, сбрасывая на солдат обломки разбитых укреплений. А в укрытиях ползали мальчишки, заряжая ружья и подавая их по мере надобности. Если подавать становилось некому, то они вставали у амбразур и сами.

Скоро ров превратился в страшное месиво, где раненые и убитые соседствовали с живыми, которым некуда было деться, потому что сзади продолжали напирать все новые и новые роты. Через головы товарищей лезли вперед саперы, пытаясь прикрыть авангард турами, но из этого ничего не выходило. Врангель пытался остановить этот хаос, но его никто не слушал, толпа жила теперь своими законами. Потом и Врангель был ранен пулей навылет. Он припал к стане, с ужасом наблюдая, как гибнут его храбрые солдаты. Врангель стонал не от боли, а от бессилия, потому что ничем не мог помочь ни им, ни себе.

Не лучше обстояли дела и у первого перекопа. На узком перешейке столпилось так много солдат, что некоторые срывались в пропасть, а остальные были беззащитны перед огнем невидимых мюридов. К тому же колонна уже лишилась почти всех своих командиров и, не получая приказов, застыла в смертельной неподвижности. Воспользовавшись замешательством, Шамиль двинул горцев в контратаку. Снова завязалась ужасная рубка, в результате которой была отбита передняя линия укреплений.

Уже из главного лагеря были присланы офицеры и трубачи, заигравшие ненавистное Граббе «Та-та-та-та», означавшее отступление. Но отступать через заваленный ранеными и убитыми узкий перешеек было невозможно. И колонне пришлось отбиваться от наседавших горцев до тех пор, пока противников не разделила ночь. Только тогда измученные остатки колонны Врангеля смогли вернуться обратно. Из всех своих офицеров ширванцы принесли с собой только тяжело раненного барона Врангеля.

Помощи от других отрядов ширванцы не дождались. Те сами нуждались в помощи, особенно средняя колонна Тарасевича. Поначалу все складывалось удачно, и колонна углубилась в ущелье. Но горцы видели ее движение и выжидали, пока колонна полностью втянется в узкую теснину. Тарасевич уже высматривал тропинки, по которым можно было бы подняться наверх, когда на его колонну обрушился свинцовый дождь с обоих Ахульго. Ответные выстрелы не достигали цели, солдаты не видели противника и беспорядочно палили вверх. Затем на них посыпались камни и бревна. Укрыться было негде, и Тарасевич счел за лучшее поспешно отступить. Но большое число убитых и раненых не позволяло колонне быстро покинуть ужасное ущелье. Тарасевич и сам был ранен и вернулся к ночи, едва избежав гибели всей колонны под грудами камней. Выходило, что он повторил рекогносцировку Шульца, только с еще большими потерями.

Левая колонна подступила к Старому Ахульго и остановилась в ожидании развязки главного сражения. Попову удалось лишь подойти к завалам и затеять вялую перестрелку с их защитниками. Убедившись, что Попов не решается напасть, Омар-хаджи отправил к Шамилю подмогу. Перебежав по сохраненному мосту на Новое Ахульго, мюриды сразу же отправились на передовую, где кипела настоящая битва.

Результаты операции привели Граббе в оцепенение. Ужасные жертвы оказались напрасными. Галафеев утешал его тем, что горцев тоже погибло немало и, хотя потери несоизмеримы, они крайне чувствительны для Шамиля, у которого остается все меньше людей. Граббе же винил во всем Врангеля, и только полученное им в бою ранение спасало барона от гнева командующего. Граббе даже начал подозревать, что Головин намеренно прислал к нему бездарного командира. Сам бы Граббе не доверил такому полковнику и роты, даром что барон! Теперь можно было сколько угодно раздувать потери горцев, но невозможно было скрыть собственные потери. Даже уменьшенные вдвое, они выглядели чудовищно. Но самое страшное было даже не в потерях, а в том, что перспектива взятия Ахульго становилась теперь весьма туманной. И спросят за все не с Врангеля, а с Граббе.

Командующий ушел в свою палатку и не велел никого принимать. Ему было так плохо, что заболела старая, почти забытая, рана. Он хотел было позвать доктора, но тот был слишком занят в лазарете. Граббе, будто почувствовав свои немолодые годы, сидел ссутулившись за столом и пил ром из золоченого хрустального бокала. Но разве сон не сулил ему победу? Разве это был не вещий сон? Граббе попытался вспомнить, что ему привиделось ночью, и уже не был уверен, что явившаяся ему гора стонала и содрогалась от ужаса перед генералом. Теперь ему казалось, что она просто насмехалась над Граббе.

Хаджи-Мурад наблюдал за ходом битвы с возвышенности правее Ашильтинских садов, где располагалась Хунзахская милиция. Еще правее, за оврагом, по которому текла узкая речка, стояла милиция шамхала Тарковского. Граббе не доверял туземной милиции, он использовал ее большей частью для прикрытия тылов главного отряда и оттеснения повстанцев, пытавшихся небольшими группами прорваться на Ахульго.

Из расположения Хунзахской милиции почти ничего не было видно, кроме летящих снарядов и колонны Врангеля, облепившей перешеек между Ахульго и Сурхаевой башней. Хаджи-Мурад хотел видеть больше и перебрался с ближайшими нукерами на позиции апшеронцев, стоявших ближе к месту событий. Но и отсюда не все можно было разглядеть, кроме общего хода событий. Нукеры живо комментировали сражение.