Александр Башлачёв: человек поющий - Лев Александрович Наумов

1997)

Петербургская свадьба

Звенели бубенцы. И кони в жарком мыле

Тачанку понесли навстречу целине.

Тебя, мой бедный друг, в тот вечер ослепили

Два черных фонаря под выбитым пенсне.

Там шла борьба за смерть. Они дрались за место

И право наблевать за свадебным столом.

Спеша стать сразу всем, насилуя невесту,

Стреляли наугад и лезли напролом.

Сегодня город твой стал праздничной открыткой.

Классический союз гвоздики и штыка.

Заштопаны тугой, суровой красной ниткой

Все бреши твоего гнилого сюртука.

Под радиоудар московского набата

На брачных простынях, что сохнут по углам,

Развернутая кровь, как символ страстной даты,

Смешается в вине с грехами пополам.

Мой друг, иные — здесь. От них мы — недалече.

Ретивые скопцы. Немая тетива.

Калечные дворцы простерли к небу плечи.

Из раны бьет Нева. Пустые рукава.

Подставь дождю щеку в следах былых пощечин.

Хранила б нас беда, как мы ее храним.

Но память рвется в бой. И крутится, как счетчик,

Снижаясь над тобой и превращаясь в нимб.

Вот так и скрутило нас.

И крепко завязало красивый алый бант окровленным бинтом.

А свадьба в воронках летела на вокзалы.

И дрогнули пути. И разошлись крестом.

Усатое «Ура!» чужой недоброй воли

Вертело бот Петра в штурвальном колесе.

Искали ветер Невского да в Елисейском поле

И привыкали звать Фонтанкой Енисей.

Ты сводишь мост зубов под рыхлой штукатуркой,

Но купол лба трещит от гробовой тоски.

Гроза, салют и мы. И мы летим над Петербургом

В решетку страшных снов врезая шпиль строки.

Летим сквозь времена, которые согнули

Страну в бараний рог и пили из него.

Все пили за Него. И мы с тобой хлебнули

За совесть и за страх. За всех. За тех, кого

Слизнула языком шершавая блокада,

За тех, кто не успел проститься, уходя.

Мой друг, спусти штаны.

И голым Летним садом

Прими свою вину под розгами дождя.

Поправ сухой закон, дождь в мраморную чашу

Льет черный и густой, осенний самогон.

Мой друг «Отечество» твердит, как «Отче наш»,

Но что-то от себя послав ему вдогон.

За окнами — салют... Царь-Пушкин в новой раме.

Покойные не пьют, да нам бы не пролить.

Двуглавые орлы с побитыми крылами

Не могут меж собой корону поделить.

Подобие звезды по образу окурка.

Прикуривай, мой друг, спокойней, не спеши...

МОЙ БЕДНЫЙ ДРУГ,

из глубины твоей души

стучит копытом сердце Петербурга.

Ноябрь 1985

(Приводится по рукописи)

К К...[58]

Он рождён, чтобы выжить, в провинции.

Хоть люби его, хоть руби.

Жил в запечной, скупой провинции

Там, где вечера на Оби.

Там, где время полоть поле-полюшко

И да здравствует месяц-май!

Был по имени Коля-Колюшка

А по паспорту — Николай.

Вот такие дела в провинции

А по-русски сказать — в глуши.

И глушила душу провинция

Да нельзя не слышать души.

Вот такая была провинция

Да не скинула гору с плеч.

Вот такая была провинция...

Да о том ли родная речь?

На своём стояла провинция

А какая на этом честь

А по возрасту — нет и двенадцати.

А по паспорту — все тридцать шесть.

Только жаль не указано в паспорте

Что ты, Коля, ещё поэт.

Только жаль не указано в паспорте

Кто есть человек, а кто нет.

Тот, кто выжил в скупой провинции

Сядет в красном, богатом углу.

Тот, кто провинился в провинции

Тот великой столице — к столу!

Значит, время полоть поле-полюшко.

Нынче новое рождество

Вот живет Николай. Коля. Колюшка.

И Бог верит только в него.

Декабрь 1985

(Приводится по рукописи)

«Как ветра осенние...»

Как ветра осенние подметали плаху.

Солнце шло сторонкою да время — стороной.

И хотел я жить, и умирал — да сослепу, со страху,

Потому, что я не знал, что ты со мной.

Как ветра осенние заметали небо,

Плакали, тревожили облака.

Я не знал, как жить — ведь я еще не выпек хлеба,

А на губах не сохла капля молока.

Как ветра осенние да подули ближе,

Закружили голову, и ну давай кружить!

Ой-ей-ей, да я сумел бы выжить,

Если б не было такой простой работы — жить.

Как ветры осенние жали — не жалели рожь.

Ведь тебя посеяли, чтоб ты пригодился.

Ведь совсем неважно, от чего помрешь,

Ведь куда важнее, для чего родился[59].

Как ветра осенние уносят мое семя,

Листья воскресения да с весточки — весны.

Я хочу дожить, хочу увидеть время,

Когда эти песни станут не нужны.

Декабрь 1985

(Приводится по изданию: «Александр Башлачёв. Стихи». М.: Х. Г. С., 1997)

Перекур

Кто-то шепнул — или мне показалось?

Кто-то сказал и забил в небо гвозди.

Кто-то кричал и давил нам на жалость.

А кто-то молчал и давился от злости.

И кто-то вздохнул от любви нераздельной.

Кто-то икнул — значит, помнят беднягу.

Кто-то всплакнул — ну, это повод отдельный.

А кто-то шагнул, да не в ногу, и сразу дал тягу.

А время дождем пластануло по доскам стропил.

Время течет, растолкав себя в