Волны любви. Маленькие семейные истории - Диана Вран

— Мама, как же папа догадался, что мне нужна такая вещь? Я же всю жизнь о ней мечтал! Но я никому об этом не говорил. Это ты ему подсказала?

— Что ты, сынок, я понятия не имела, что тебе нужен ножик. Я против такого подарка. Это совсем не детская игрушка. Но я думаю так. Твой отец тоже когда-то был мальчишкой. Поэтому он знает, что интересно мальчику в твоем возрасте.

Потом были и другие посылки с другими подарками. Но этот подарок был самый любимый и самый лучший.

Я машинально открыла лежащую на столе тетрадь.

«Привет, бабуш! Я знал, что ты придешь сюда. Ножик я забыл специально. Помнишь, ты как-то мне говорила, что в дорогу надо собираться тщательно, чтобы ничего не забыть. Если что-то забудешь, дорога будет неудачной, и придется вернуться. Я так и так вернусь, а чтобы усилить возможность вернуться, забыл ножик. Ты забери его себе. Будешь затачивать им свои карандаши и летом ходить с ним в лес за грибами. Только будь осторожна. Ножик очень острый. Я его поточил как следует, чтобы тебе надолго хватило. До встречи, бабуш! Всё будет хорошо!».

Милый ты мой! Последние слова я разбирала уже с трудом сквозь непрекращающийся поток тихих слез. В таком состоянии меня и застали Владимир с Тамарой.

Новое пальто

На заправке в Буккауталь он отстегнул ремень безопасности и аккуратно положил сына на заднее сиденье. Дальше уже старался ехать осторожно на предельно низкой скорости, допустимой для автобана. Торопиться уже не было необходимости. Напряжение последних недель и дней отступило. У него был сын, мирно спавший за спиной. И судя по тому как крепко спал, ему было комфортно. Впереди их ждал дом, Лина и долгая совместная счастливая жизнь. Вальтер был готов к тому, что она будет непростой. Ну, что же… Ему хватит терпения, а Лине мудрости преодолеть возможные шторма и порывистый ветер в отношениях с сыном и между собой. С сыном, пожалуй, будет посложнее…

Когда Хенри вышел к нему из своей комнаты, Вальтер растерялся. Это был уже не тот маленький убитый горем мальчик, каким он видел его год назад. Он вытянулся, посуровел лицом, как взрослый пожал ему руку. Вальтера немного задело, когда на слова Владимира «Гена, вот, знакомься, это твой отец. Ты помнишь его?» сын ответил коротко:

— Нет. Не помню.

Но по размышлении рассудил, что это вполне вероятно. Мальчик был поглощен своим горем и едва ли понимал, кто его утешает то словами, то лаской. Народу в квартиру перед похоронами Елены набралось много. Каждый старался чем-то помочь ребенку. И он переходил из рук в руки.

Теперь Вальтер не знал как к нему подступиться. Такого не посадишь на колени и не будешь с ним сюсюкать как с маленьким ребенком. О чем с ним разговаривать, он просто не знал. Беседа типа «вопрос-ответ» была не вариант. На банальные вопросы «Как дела с учебой? Какой предмет самый любимый? Какое у тебя хобби?» сын отвечал односложно. Да и как можно отвечать на дежурные хрестоматийные вопросы? Сын мог бы ему помочь, если бы показал свой интерес к предстоящей после переезда жизни в другой стране. Но эта тема в общении все время ускользала, словно была неуместной сейчас. Создавалось впечатление, что персона отца ребенку тоже неинтересна. Во всяком случае мальчик не спрашивал, чем он занимается, где работает, где живет. Может быть, он уже многое знает от матери? Вальтер попытался привлечь себе в помощь воспоминания о своих детских годах, но вспоминались пресные и какие-то старомодные факты. То, чем увлекался он сам, современным детям уже не интересно.

Через несколько дней после знакомства как только Вальтер появлялся в квартире, Хенри стал исчезать по своим мальчишеским делам. Когда это случилось в первый раз, Вальтер был в недоумении. Сын зашел в комнату и, обращаясь к Владимиру, сказал:

— Вова, я пошел к Лёхе. Мы договорились на партию в шахматы.

— Какие шахматы? Сиди дома. К тебе отец пришел в гости, а ты лыжи навострил. А в шахматы можно по телефону сыграть.

— Я, вообще-то, у тебя не отпрашиваюсь, а ставлю в известность.

И пошел к выходу. Владимир спокойно наблюдал и даже с улыбкой, как младший брат уходит. Потом, обращаясь к Вальтеру, спросил:

— Объясни, Вальтер, в кого он у вас такой уродился — в тебя или в маму? Или у вас компот получился?

Вальтер скорее догадался по смыслу, чем понял, о чем его спрашивает Владимир, хотя при чем тут «Kompott», так и осталось неясным. Этот невозможный русский язык! Он не стал поддерживать разговор на эту тему, тем более что оправдываться было не в его характере. Но про себя подумал, что между двумя системами воспитания, русской и немецкой, великая пропасть, которую ему предстоит замостить. Что это у него получится, он не сомневался.

Каким транспортом возвращаться домой, альтернативу Вальтер не рассматривал. Только самолетом. Он и так слишком долго задержался в Москве. Вообще, он не рассчитывал, что возникнут какие-то трудности и дело затянется так надолго. Сын носил его фамилию. Опекун был согласен и готов был подписать разрешение на вывоз Генриха. Но оказалось, что в свидетельстве о рождении полное имя ребенка было Генрих Валентинович, а в графе отец значился какой-то Валентин Генрихович Риггерт. Вальтер опешил. Кровь начала медленно подниматься к голове. В какой-то момент он почувствовал, что не справится с эмоциями и сейчас взорвется первый раз в жизни. Владимир понял это и попытался его остановить.

— Подожди, Вальтер, не делай поспешных выводов. Я спрашивал у мамы, почему Валентинович. Она объяснила, что Вальтерович звучит как-то не очень гармонично. Ты же знаешь ее. А еще она сказала, что у тебя в роду был Валентин, толи прадед, толи еще кто.

— Моего дедушку звали Валентайн. Но как она могла?

— Ну, вот так, могла. Видимо, здорово была зла на тебя. Может быть, потом она пожалела об этом. Но давай не будем тревожить ее прах, а лучше подумаем как действовать дальше. Если ты, конечно, вдруг не передумал забирать сына. Мальчишка