Армяне в Турции. Общество, политика и история после геноцида - Талин Суджян

переезжать в Стамбул. В качестве примера воспрепятствования открытию новых или прежде закрытых армянских школ в провинциях, я цитирую здесь интервью N. D., взятое мной в рамках моей работы. Это свидетельство важно, поскольку, согласно ему, это был не кто иной, как Исмет Инёню – впоследствии президент государства, кто заявил о невозможности открытия армянских школ.

Согласно N. D. (род. в 1957 г. в Малатье):

Мать Инёню была из Малатьи, поэтому он отправился в город и по случаю Байрама навестил членов своей семьи. Мой отец и дядя Асадур, как представители [армянской] общины Малатьи, отправились их поздравить с Байрамом. Инёню сообщают, что они пришли засвидетельствовать свое почтение, на что тот распоряжается передать им, чтобы они ждали. Им пришлось ждать до вечера. <…> Дома их семьи уже начали беспокоиться… и в конце концов пошли в полицейский участок, где они плакали, думая, что мой отец и дядя умерли. Отец мой мне рассказывал: Инёню сказал мне: «Прости, что заставил тебя так долго ждать. Я хотел поговорить с вами наедине». Инёню их спросил, сколько у них армян, всё ли у них нормально или нет и что он может для них сделать. Мой отец и дядя Асадур рассказали ему, как у них дела. Инёню спросил: «Чем я могу вам помочь?» Мой отец ответил: «Не могли бы вы помочь нам вновь открыть армянскую школу?» Инёню на это ответил: «Школы не будут открыты ни в коем случае, но я могу помочь вам с церковью»[173].

Согласно свидетельству N. D., произошло это в конце 1940-х гг. Четкий ответ Инёню отражает официальную позицию государства. Позже в этой главе я вернусь к многим другим предпринятым в провинции неудачным попыткам открыть школы. Это систематическое институциональное препятствование было одной из основных причин, по которой армяне, все еще жившие в провинциях, переезжали в 1950-х гг. в Стамбул, особенно после открытия в 1953 г. школы-интерната «Сурб Хач Тбреванк» (Surp Khach Tbrevank‘). Этот пример, как один из многих в этой работе, показывает особый статус Стамбула в глазах государства.

Непрекращающийся отток

N. D. описал систематические нападения на армян, которым удалось вернуться в свои дома после 1915 г. и до образования республики. Согласно его сообщениям, армянские дома подверглись нападениям и грабежам со стороны вооруженных банд; жителей терроризировали. На следующий день банды появились снова и представились как «Ateşoglu Yildinm» (Атешоглу Йылдырым) – ранее об этой банде в сообществе ничего не слышали. Подавшего в полицию заявление избили и прогнали. Итак, преследования 1915 г. были продолжены согласованной попыткой изгнать армян из их домов:

Как рассказала мне моя мать, отец мой пошел к правительственным чиновникам, с которыми он был в хороших отношениях… и попросил их о помощи, чтобы защитить себя и семью от ночных нападений на армянские дома. <…> Однако его собеседник ответил: «Не бойтесь, господин Бехчет (Behqet): Ateşoglu Yildinm – это мы. И почему бы нам тебя преследовать?» Я слышал это от мамы, которой это, в свою очередь, рассказал мой дедушка. Чиновник, с которым он разговаривал, добавил, что они также поедут в Кайсери и в Сивас, а это значит, что в Кайсери и в Сивасе произошло то же самое. Я слышал эту историю от многих людей в Малатье[174].

Так что это была одна из наиболее систематических и, возможно, наименее известных государственных стратегий после геноцида. С ее помощью хотели предотвратить возвращение выживших в 1915 г. армян в Малую Азию и Северную Месопотамию. Задавшись этой проблемой, я хотела найти и другие подобные сообщения. Однако человек с похожей историей, с которым у N. D. была договоренность, не ответил на мои звонки. Была ли причина в том, что в тот же день в своем доме в стамбульском районе Саматья была найдена убитой пожилая армянка с крестообразным порезом на теле и была жестоко избита другая пожилая женщина в том же районе, не знаю. Таким образом, я тогда не смогла продолжить свое расследование, но работа Вахе Ташджяна обратила мое внимание на описания таких организованных нападений, которые можно найти в работе Аршага Албояджяна по истории армян в Малатье – Badmut‘iwn Malatio Hayots[175]. Согласно его источнику, в 1923 г. количество атак Ateşoglu Yildinm или Yildinm Ateş (Йылдырым Атеш) возросло; дома помечались звездами, а от жителей требовали покинуть их в течение десяти дней[176]. Два армянина от имени 35 жителей Малатьи подписали письмо Мустафе Кемалю в ноябре 1923 г.[177] Они попросили безопасности для себя и спросили, требуется ли от них покинуть Турцию. Если да, то они хотели бы получить официальное уведомление, а не подвергаться постоянным нападениям. После этого от подписантов потребовали покинуть Турцию; таким образом, это письмо ситуацию к лучшему не изменило[178].

Работа Раймонда X. Кеворкяна содержит детальный список армян и греков, оставшихся или вернувшихся в Малую Азию и Северную Месопотамию. Данные исходили от Вселенского и Армянского патриархатов, как и от сообщений очевидцев, таких как, к примеру, отчет Ерванта Одяна (Yervant Odyan). Всего в начале 1919 г. удалось вернуться в общей сложности 255 000 греков и армян[179]. Однако не всем из них удалось остаться в тех районах, куда они вернулись.

Исход армян из провинций в Стамбул в первые десятилетия республики был предметом острых споров. Община Стамбула приняла в городе тысячи людей, которым нужно были жилье, а также работа, еда и питье, не говоря уже о множестве других потребностей повседневной жизни. Патриарх и церковные учреждения пытались своими силами справиться с ситуацией. Но после 1923 г. многие детские дома и приюты для выживших были либо закрыты, либо перемещены за пределы Турции. В 1918 г. kaght’agayan (центры для беженцев) и детские дома были полностью заселены. После Мудросского перемирия депортированных армян доставили поездом из Алеппо в Стамбул. По данным патриарха Завена Дер-Егиаяна, количество депортированных составляло около 35 000[180]. В своих мемуарах он сообщает, что община сформировала три комитета, ответственных за ситуацию: первым был комитет для детей-сирот, Комитет поддержки сирот (Orpakhnam); вторым органом было Общество для депортированных (Darakrelots Engerut’iwn), а третьим был основан Армянский Красный Крест[181]. Последние две организации 28 февраля 1919 г. объединились в Армянское национальное попечение (Нау Azkayin Khnamadarufiwn). Согласно мемуарам патриарха Дер-егиаяна, у этой организации были отделения во всех районах Стамбула, где она открывала центры для депортированных и выживших. Поскольку ситуация ухудшилась и пожертвований не хватало, Армянское национальное собрание ввело специальный налог для Отечества