Александр. Божественное пламя - Мэри Рено

— Как мальчик?

Никто не обращал внимания на Лисимаха. Он всегда был поблизости, гость во дворце еще со времен первых лет правления Филиппа. Он приходил на помощь, когда требовалась поддержка, был приятным собеседником за ужином и в награду за преданность получил руку состоявшей под царской опекой наследницы. В поместье, принесенном женой, он занимался земледелием и охотился. Но боги отказали ему в детях: не только от жены, но и от всех женщин, с которыми он когда-либо ложился. Поскольку этот упрек был всегда наготове у любого мужчины, захоти он его оскорбить, Лисимах полагал, что высокомерие ему мало приличествует, и проявлял скромность. Единственной его привилегией был доступ к царской библиотеке: Филипп расширил прекрасное собрание Архелая и был весьма разборчив, давая позволение им пользоваться. Из глубин читальни часто доносился голос Лисимаха, бормочущего над свитками. Он перебирал слова, пробовал каденции, но из этого ничего не вышло — ни трактата, ни хроники, ни трагедии. Его ум, казалось, был так же бесплоден, как и его чресла.

При виде его честного грубоватого лица, блеклых голубых глаз седеющих светлых волос и бороды, Олимпиада ощутила какой-то домашний уют. Она пригласила Лисимаха в свои покои. Сразу же опустившись в предложенное кресло, он спокойно сидел, пока царица изливалась в жалобах, расхаживая по комнате, и присовокуплял какое-нибудь безобидное замечание всякий раз, когда она останавливалась, чтобы перевести дыхание; наконец Олимпиада выговорилась и замолчала.

Тогда он сказал:

— Дорогая госпожа, теперь, когда мальчик слишком вырос, чтобы оставаться на попечении няни, не думаете ли вы, что ему нужен педагог?

Она обернулась так резко, что ее драгоценности зазвенели.

— Никогда! Я не соглашусь, и царь это знает. Кого они хотят сделать из него — слугу, торговца, управляющего? Он чувствует, кто он такой. Целыми днями эти низкорожденные педанты трудятся над тем, чтобы сломить его дух. С той минуты, когда он встает, и до той, когда ложится, у него едва ли находится час, когда он дышит спокойно. Пусть никто не смеет заговаривать об этом в моем присутствии. И если царь послал тебя с этими намеками, передай ему, Лисимах, что, прежде чем моему сыну придется испытать этот позор, я пролью кровь, да, клянусь Гекатой Тривией,[9]пролью кровь!

Лисимах выждал, пока она успокоится настолько, чтобы услышать его, и сказал:

— Мне тоже было бы печально, случись подобное. Уж скорее я сам стану для него педагогом. На самом деле, госпожа, я и пришел, чтобы просить об этом.

Олимпиада опустилась на свое высокое кресло. Лисимах терпеливо ждал, зная, что сейчас, пока длится пауза, она раздумывает не о том, почему благородно-рожденный берется за рабскую работу, а о том, справится ли он с нею. Наконец Лисимах сказал:

— Мне часто казалось, что в нем возродился Ахилл. Значит, ему нужен Феникс… «Думая так, что, как боги уже не судили мне сына, сыном тебя, Ахиллес, подобный богам, нареку я; ты, помышлял я, избавишь меня от беды недостойной».[10]Он это сделал? Когда Феникс произносит эти слова, Ахилл уже был вырван из убежища во Фтии и привезен под Трою. И то, о чем просил старец, Ахиллес ему не дал. А если бы дал, это избавило бы его от печали. Может быть, тень его вспомнила об этом. Как мы знаем, прах Ахилла и Патрокла был смешан в одной урне, и даже бог не смог бы отсеять один от другого. Герой вернулся, соединив ярость и гордость Ахилла с тонкими чувствами Патрокла. Каждый из них страдал по-своему; этот мальчик будет страдать за двоих.

— Есть и еще кое-что, — заметила она, — и люди это увидят.

— Так далеко я не загадываю. Позволь мне попытаться. Если мальчику будет тяжело, я не стану его принуждать.

Олимпиада встала и прошлась по комнате.

— Да, попытайся. Если ты встанешь между ним и этими дураками, я буду твоей должницей.

Александр был в лихорадке ночью и проспал большую часть следующего дня. Лисимах, заглянув к нему наутро, увидел, что мальчик сидит на окне, свесив наружу здоровую ногу; высоким чистым голосом он окликал двух гетайров из конницы, прибывших из Фракии с поручением к царю. Александр жаждал новостей о войне. Новости он узнал, но всадники наотрез отказались взять его кататься, когда услышали, что он прыгнет с верхнего этажа и им предстоит поймать его. Со смехом простившись, они поскакали прочь. Когда мальчик, вздохнув, отвернулся от окна, Лисимах подошел к нему и перенес обратно на постель.

Александр без ропота подчинился, он знал Лисимаха всю свою жизнь. Едва лишь выучившись ходить, он уже сидел у старика на коленях и слушал его рассказы. Тимант в разговоре с Леонидом сказал, что Лисимах — не настоящий ученый, а кое-как натасканный школяр. Мальчик же рад был повидать его и поведать, слегка прихвастнув, о своих приключениях в лесу.

— Ты сейчас можешь ступить на ногу?

— Нет, я прыгаю. — Он с досадой нахмурился: нога болела.

Лисимах подложил под нее подушку.

— Береги ее. Лодыжка была слабым местом Ахилла. Мать держала его за ногу, когда опускала ребенка в Стикс, и забыла смочить после.

— В этой книге описано, как умер Ахилл?

— Нет. Но он знал, что умрет, потому что его рок исполнился.

— И небожители не предостерегли его?

— Да, его предупреждали, что его смерть последует за смертью Гектора, но все же он убил троянца. Он мстил за Патрокла, своего друга, убитого Гектором.

Мальчик погрузился в глубокую задумчивость.

— Патрокл был его самым лучшим другом?

— Да, с тех пор еще, как они были детьми и росли вместе.

— Почему же тогда Ахилл не спас его?

— Он увел своих воинов с поля битвы, потому что верховный царь оскорбил его. Грекам становилось все тяжелее без него; так было обещано ему богами. Но Патрокл, у которого было чуткое сердце, плача, пришел к Ахиллу, чтобы смягчить его, потому что не мог видеть несчастий старых товарищей. «Одолжи мне только твои доспехи, — сказал он, — позволь мне появиться в бою. Троянцы подумают, что ты вернулся; этого будет достаточно, чтобы их устрашить». И Ахилл дал ему позволение, и Патрокл совершил великие подвиги, но…

Он остановился, поймав возмущенный взгляд мальчика.

— Он не должен был этого делать! Он был командующим! И он послал друга на гибель, вместо того чтобы идти самому! Это его вина, что Патрокл умер.

— Ну да, он знал это. Он принес друга в жертву своей гордости. Вот почему исполнился его рок.

— Как царь оскорбил его? С чего все началось?