Моя жизнь, или История моих экспериментов с истиной - Мохандас Карамчанд Ганди

— Благодарю вас, джентльмены, за любезное согласие принять мое приглашение, — коротко произнес я, а потом сел.

Только в Южной Африке мне удалось справиться со своей застенчивостью, хотя я так и не избавился от нее полностью. Я не мог выступать экспромтом. Я колебался, когда мне предлагали говорить перед незнакомой аудиторией, и по возможности избегал этого. Даже сейчас, как мне кажется, я не могу беззаботно болтать с друзьями на самые безобидные темы.

Должен отметить, что, хотя друзья посмеивались надо мной, сам я не считал свою застенчивость недостатком. Более того, мне кажется, что она послужила мне на пользу. Моя нерешительность в общении, прежде огорчавшая и раздражавшая меня, теперь стала мне по душе. Она научила меня экономить слова и ясно формулировать мысли. Я уверен в том, что не произнесу и не напишу необдуманного слова. Не помню, чтобы мне приходилось жалеть о сказанном или написанном. Мне кажется, это уберегло меня от ошибок и потери времени. Мой опыт показал, что молчание — это часть духовной дисциплины того, кто привержен истине. Склонность преувеличивать, недоговаривать или искажать правду, сознательно или бессознательно, является естественной слабостью человека, и молчание необходимо, чтобы превозмочь эту слабость. Скупой на слова человек почти никогда не произносит бессмысленных речей, ведь он взвешивает каждое слово. Есть люди болтливые. Председателя любого собрания, как правило, буквально засыпают записками с просьбами дать возможность высказаться. И если такая возможность предоставляется, оратор обычно забывает о регламенте и требует дать еще больше времени или и вовсе говорит без разрешения. Все это не приносит обществу никакой пользы. Это пустая трата времени. Вот почему моя застенчивость стала моим щитом и прикрытием. Она позволила мне вырасти духовно. Она помогает мне распознать истину.

Сорок лет назад в Англии было не так уж много студентов из Индии. Мало кто из них признавался, что женат. В Англии ученики школ и студенты колледжей всегда холостяки, ведь считается, что семейная жизнь и учеба несовместимы. Мы тоже придерживались такой традиции в те незапамятные времена, когда любой учащийся был брахмачари. В наши дни в Индии распространены детские браки. В Англии это исключено, а потому молодые индийцы, попавшие туда, стеснялись признаваться, что состоят в браке. Была и другая причина для подобной скрытности. Если все узнают, что молодой человек женат, он не сможет флиртовать с девушками из семьи, в которой живет. Флирт был довольно невинным. Некоторые родители поощряли его, и, пожалуй, он даже необходим в Англии, поскольку здесь мужчина сам выбирает себе будущую жену. Впрочем, когда индийский юноша вступал в такие отношения, совершенно естественные для англичан, результат зачастую оказывался катастрофическим. Я нередко наблюдал, как наши молодые люди поддавались соблазну и выбирали жизнь во лжи — все ради отношений, вполне невинных с точки зрения англичан, но крайне нежелательных для них самих. Я тоже не смог избежать этого. Без малейших колебаний я стал выдавать себя за холостяка, хотя был не только мужем, но и отцом. Однако никакой радости ложь не принесла. Только сдержанность и замкнутость не позволили мне броситься в омут с головой. Если бы я признался, что женат, ни одна девушка не посчитала бы меня достойным беседы или встречи.

Моя скрытность дополнялась к тому же трусостью. В семьях, подобных той, в которой я поселилился в Вентноре, дочь хозяйки, по установившемуся обычаю, прогуливалась с гостями. И вот она пригласила меня пройтись по окружающим Вентнор живописным холмам. Я был хорошим ходоком, но моя спутница ходила даже быстрее, увлекая меня за собой и болтая без умолку. Я отзывался на ее болтовню редкими «да» или «нет». В лучшем случае мог еще сказать «да, как красиво!» Она летела вперед, словно птичка, а мне оставалось только гадать, когда же мы вернемся домой. Гуляя, мы взобрались на вершину одного из холмов, и теперь спуститься вниз мне показалось настоящей проблемой. Шустрая двадцатипятилетняя девушка, несмотря на туфли на высоком каблуке, стрелой помчалась вниз по склону. Я же спускался позорно медленно. Она уже стояла у подножия, с улыбкой подбадривала меня и предлагала помощь. Как мог я быть столь трусливым? С огромным трудом я сполз вниз. Она громко воскликнула «браво!», и мне стало стыдно.

Но я не мог вечно выходить сухим из воды. Бог пожелал избавить меня от мерзости лжи. Однажды я поехал в Брайтон — еще один курорт, похожий на Вентнор. Это было до поездки в Вентнор. В брайтонской гостинице я познакомился с небогатой пожилой вдовой. Шел первый год моего пребывания в Англии. Названия блюд в меню ресторана были написаны по-французски, и я ничего не мог разобрать. Я сидел за одним столом с пожилой леди. Она увидела, что я иностранец и ничего не понимаю, и поспешила мне на выручку.

— Вы, кажется, иностранец? — поинтересовалась она. — Вы выглядите растерянным. Почему вы еще ничего не заказали?

Я как раз просматривал меню, собираясь расспросить официанта о каждом блюде. Я поблагодарил ее и объяснил свои затруднения, а также добавил, что ищу вегетарианские блюда, но, к сожалению, не владею французским языком.

— Позвольте мне помочь вам, — сказала она. — Я все вам объясню и покажу, какие блюда вы можете заказать.

Я охотно принял ее помощь. Это стало началом знакомства и крепкой дружбы, которая продолжалась все время моего пребывания в Англии и даже после. Пожилая леди дала мне свой адрес в Лондоне и пригласила приходить ужинать каждое воскресенье. По праздникам я также получал приглашения. Она помогала мне преодолевать робость, представляя разным юным дамам и вовлекая в беседы с ними. Особенно запомнились мне разговоры с одной девушкой, жившей у пожилой леди. Зачастую мы оставались наедине.

Поначалу мне было трудно: я не мог сам начать разговор или пошутить, но девушка направляла меня. Я многому учился у нее и со временем стал с нетерпением ждать каждого воскресенья, поскольку наши беседы мне очень нравились.

А пожилая леди все плела свою сеть. Ее почему-то заинтересовало наше общение. Вероятно, у нее были определенные планы в отношении этих встреч.

Я оказался в двусмысленном положении. «Какая жалость, что я с самого начала не признался пожилой леди в том, что женат! — сказал я себе. — Тогда она бы не пыталась поженить нас. Однако все исправить никогда не поздно. Если скажу ей правду, то смогу, должно быть, предотвратить несчастье». И я написал пожилой леди письмо, примерно такое: