Идеальная няня - Лейла Слимани

Вокруг ледяной горки столпились няньки и целый выводок малышей, в своих пуховых комбинезонах похожих на пузатые японские куклы – с сопливыми носами и посиневшими пальчиками. Изо рта у них вырывались белые облачка пара, и это приводило их в восторг. Дети помладше, сидевшие в прогулочных колясках, не сводили глаз со старших – кто с завистью, кто с нетерпением. Наверняка им тоже хотелось согреться, карабкаясь по деревянным ступенькам наверх горки, а главное – вырваться из-под опеки теток, хватающих их за руку, – надежно или грубо, ласково или больно. Теток, зимним парижским днем разгуливающих в африканских бубу.

Там были и мамаши, глядевшие особенным, отсутствующим взглядом. Недавние роды словно отбросили их на обочину мира, и, сидя на скамейке, они по-прежнему ощущали тяжесть своего дряблого живота. Тело оставалось для них источником боли и выделений, оно пахло кислым молоком и кровью. Неразрывно связанные с собственной плотью, они не могли дать ей ни минуты передышки. Гораздо реже попадались веселые и счастливые мамаши, на которых глазели все дети. Утром им не пришлось прощаться с ребенком, препоручая его чужой тете. Они пользовались неожиданно выпавшим выходным днем, чтобы провести его здесь, и со странным воодушевлением радовались обычной прогулке по парку.

Мужчины здесь тоже попадались. Но они старались держаться поближе к скамейкам и к песочнице, не пытаясь пробиться к детворе, окруженной плотной, непробиваемой стеной из женщин. На мужчин, желающих затесаться в этот бабий мир, они косились с подозрением, а тех, кто осмеливался улыбаться малышам, умиляясь их пухлым щечкам и маленьким ножкам, безжалостно изгоняли. Бабушки горестно вздыхали: «На каждом шагу эти педофилы! В наше время такого не было».

* * *

Луиза ни на миг не отводила глаз от Милы, которая сновала между горкой и качелями. Она не ходила, а бегала – чтобы не замерзнуть. Варежки у нее промокли, и она без конца вытирала их о свое розовое пальто. Адам спал в коляске. Луиза завернула его в одеяло, нежно погладив по шейке, по полоске кожи между свитером и шерстяной шапочкой. Морозное солнце сияло металлическим блеском, заставляя щуриться.

– Хочешь?

Рядом с Луизой, растопырив ноги, плюхнулась молодая женщина. Она протянула ей коробочку со слипшимися пирожными на меду. Луиза посмотрела на соседку. Лет двадцати пяти, с широкой, немного нахальной улыбкой, с длинными черными волосами, которые не мешало бы вымыть и причесать. Тогда, пожалуй, она была бы симпатичной. Во всяком случае, более привлекательной. Полненькая, вся из округлостей, с небольшим животиком и пышным задом. Она жевала пирожное с открытым ртом и шумно облизывала испачканные медом пальцы.

– Спасибо. – Луиза помахала ладонью, отказываясь от предложения.

– У нас принято угощать всех, даже незнакомых. Только тут все едят и ни с кем не делятся.

К девушке подбежал мальчик лет четырех, и она сунула ему в рот пирожное. Он засмеялся.

– Кушай, тебе полезно, – сказала она. – Только, чур, маме не говорить. Это наш секрет.

Мальчика звали Альфонс, Мила любила с ним играть. Луиза приходила сюда каждый день и каждый день отказывалась от жирных сластей, которые приносила Вафа. Она и Миле запрещала их пробовать, но Вафа не обижалась. Болтушка от природы, она садилась на скамейку, тесно притиснувшись к Луизе, и рассказывала ей историю своей жизни. Говорила она в основном о мужчинах.

Вафа напоминала большую кошку – не слишком умную, зато предприимчивую. Документов у нее пока не было, но ее это, судя по всему, не очень волновало. Она попала во Францию благодаря одному старичку, которому делала массаж в каком-то сомнительном отеле в Касабланке. Старик привык к ее нежным рукам, потом к ее губам и заднице, наконец, ко всему ее телу, которое она отдала ему, следуя инстинкту и советам своей матери. Он увез ее в Париж, в свою убогую квартирку, где жил на небольшую пенсию.

– Только он испугался, что я забеременею, и дети заставили его меня прогнать. Но сам старичок хотел, чтобы я осталась.

Луиза слушала ее молча, и Вафа откровенничала, как на исповеди или на допросе в полиции. Она рассказывала ей такие подробности из своей жизни, о каких не прочтешь ни в одной книжке. После расставания со стариком ее приютила подруга; она же зарегистрировала ее на сайтах знакомств для девушек-мусульманок без документов. Однажды вечером она отправилась на свидание в «Макдоналдс» на окраине. Мужчине она понравилась. Он наговорил ей комплиментов и попытался ее изнасиловать, но ей удалось его усмирить. Они заговорили о деньгах. Юсеф согласился жениться на ней за двадцать тысяч евро.

– За французский паспорт это недорого, – объяснила Вафа.

Ей повезло – она нашла работу у франко-американской пары. Относились они к ней хорошо, но были ужасно требовательные. Они сняли ей комнату в доме в ста метрах от своего дома.

– Они платят за мое жилье, но взамен я не имею права отказываться ни от какой работы… Обожаю этого парнишку! – воскликнула она, пожирая взглядом Альфонса.

Женщины посидели молча. Поднялся сильный ветер, и сквер почти опустел.

– Бедняга, ты только на него посмотри. Я его так закутала, что он еле ноги переставляет! Если он простудится, его мать меня убьет.

Вафа призналась, что иногда боится так и состариться в этом парке, на этих старых холодных скамейках. У нее заболят коленки и не хватит сил даже поднять ребенка. Альфонс вырастет и больше не будет ходить в сквер зимним днем. На каникулы он будет ездить в жаркие страны. Возможно, однажды снимет номер в «Гранд-отеле», где она делала мужчинам массаж. На террасе, выложенной желто-синей плиткой, воспитанного ею мальчика будет обслуживать одна из ее сестер или кузин.

– Видишь, как все меняется местами? Его детство, моя старость. Моя молодость и его мужская жизнь. Судьба коварна, словно змея, она всегда ухитряется спихнуть нас не на ту сторону.

Пошел дождь. Они засобирались домой.

* * *

Для Поля и Мириам время той зимой летело с головокружительной быстротой. В последние несколько недель они практически не виделись, соединяясь только поздно вечером, в постели. Опоздавший юркал под одеяло, чмокал спящего в шею и фыркал, слыша звуки, похожие на ворчание потревоженной во сне собаки. Днем они звонили друг другу и обменивались эсэмэсками. Мириам писала любовные записки, которые клеила на зеркало в ванной. Поль среди ночи отправлял ей видео с репетиций.

Их существование превратилось в бесконечную цепь срочных дел, обещаний, которые нельзя не сдержать, и неотложных встреч. Оба любили повторять, что по уши завалены работой, словно в самой своей сверхзагруженности угадывали признак будущих успехов. До предела заполненная жизнь не позволяла даже толком выспаться, не говоря уже о том, чтобы сесть и спокойно о чем-нибудь подумать. Они носились по городу, переобувались в такси, сидели в кафе с людьми, полезными для карьеры. Они как будто владели на паях процветающим бизнесом, четко сознавая, какую цель преследуют, какие затраты должны нести и на какую прибыль могут рассчитывать.