Соперницы - Джессика Мэннинг

– Я люблю Эритаж так же сильно, как и ты, и я обещаю, что сделаю все, чтобы вернуть поместье. Но для этого нам нужно держать себя в руках. Слышишь? Мы обязаны быть сильными.

Зенобия подняла глаза от венка и посмотрела сначала на одну женщину, затем на другую.

– Может, всем будет проще, если я придушу его ночью? – спросила она хриплым голосом.

Взгляды двух белых женщин встретились, но ни та, ни другая не смогли понять мыслей друг друга.

Дверь в доме поместья Вильнев открылась с треском, но не ударилась о стену. Специальное приспособление из грубой кожи, закрепленное на двери с одного конца и на косяке с другого, удержало дверь, позволив ей открыться лишь на пятнадцать – двадцать сантиметров. Лезвие ножа показалось в образовавшейся щели и перерезало кожу, точно масло, легким движением снизу вверх. Дверь распахнулась шире. В комнату вошел человек с коротким хлыстом для верховой езды, тяжело ступая по полу. Единственным светом в комнате были отблески луны из окна, единственным звуком – сиплое дыхание мужчины. Он наткнулся в темноте на кухонный стол, и стол проехал по полу, пронзительно скрипнув. Мужчина выругался.

Лилиан распахнула глаза. Ее взгляд инстинктивно скользнул по комнате, упав на кроватку сына. Азби мирно спал, откинув одеяло и распластавшись по матрацу.

Она откинула подушку и извлекла огромный мясницкий нож, лезвие которого было обмотано старой тряпкой. Она села, быстро сняла тряпку с острого лезвия и уставилась на дверь спальни. Лилиан всегда спала с ножом под подушкой: за последние несколько лет в окрестностях Пристани Магнолий побывало множество бандитов, убийц, беглых рабов и каторжников. Многих ограбили, кого-то избили, а одна девочка была зверски изнасилована. Единственной мыслью Лилиан было уберечь сына.

Сжимая оружие в руках, она открыла дверь и направилась к кухне, откуда раздавался шум. Когда она подошла к кухне, то остановилась, прислушиваясь. Сначала раздавалось дыхание вторгшегося в дом человека, но затем и его не стало слышно. Она постояла еще немного, надеясь, что оно возобновится, но звук не повторялся. Она уже решила было, что все это плод ее разыгравшегося воображения. Молясь своим любимым богам Вуду и католическим святым, она двинулась вдоль полок с припасами и наткнулась на открытую кухонную дверь. Она постояла еще, прижавшись спиной к стене, напряженно вслушиваясь в тишину. Затем, собрав всю смелость, она толкнула дверь ногой и вошла в кухню.

–. Кто здесь? – спросила она громко, с поддельной бравадой.

Ответом ей была лишь оглушительная тишина. Запахи, царившие на кухне, показались ей знакомыми. Но она была уверена, что еще пару часов назад этих запахов здесь не было. Пахло креольской кухней, табаком, чем-то острым и…

Свист хлыста прорезал тишину. Резкая боль в запястье заставила Лилиан выронить нож, и тот со звоном упал на пол. Темная фигура вышла из тени на свет.

– Ты ведь не хотела меня убить, не так ли? – грубо спросил мужчина.

Лилиан смотрела в остекленевшие, немигающие глаза Филиппа. На его коже выступил пот. Он был липкий, и от него дурно пахло.

– Ах, хозяин, – сказала она робко, – я не думала, что вы придете сегодня.

Филипп приподнял подол ее ночнушки хлыстом.

– Но я здесь, не так ли?

Лилиан попятилась, пока не уперлась бедрами в тяжелый кухонный стол. Филипп медленно подошел к ней, уперев хлыст ей в грудь.

– Ну когда ты уже устанешь от меня? – спросила она скорее себя, чем Филиппа.

Филипп засмеялся, но в его смехе звучали лишь угроза и злоба. Он поднял хлыстом ее подбородок так, чтобы она смотрела ему в глаза.

– На твоем месте я бы не торопил этот момент, потому что, когда я устану от тебя, я тебя продам.

– Продашь… но как же Азби?

– Он сильный парень, из него получится хороший раб. Он останется на плантациях.

Неужели ее разлучат с сыном? Неужели она никогда не увидит его снова? О таком повороте событий она никогда не задумывалась. Осознание его слов было страшнее любого кошмара. Ненависть исказила ее лицо. Филипп ударил ее хлыстом по лицу, и она почувствовала вкус крови на губах.

– Не надо, Филипп, пожалуйста, – сказала она, пытаясь изобразить страсть на лице. – Я приведу себя в порядок и приду к тебе в комнату.

Но Филипп не слышал ее, он схватил ее за запястье, а когда она попыталась вырваться, ударил ее снова, сорвал с нее ночную рубашку и притянул к себе.

– Ты не смеешь отказывать хозяину в его правах, – прохрипел он. Схватив Лилиан за волосы, он поволок несчастную по темному коридору в ее крохотную комнату.

– Нет, Филипп, умоляю, только не там, там же Азби.

Но Филипп был слишком пьян, чтобы понимать что-либо. Он пинком открыл дверь, швырнул Лилиан на кровать и навалился сверху, расстегивая ширинку. Лилиан старалась не произносить ни звука, чтобы сын не проснулся, но Филипп хрипел и толкал ногами спинку кровати, и Азби все же проснулся.

– Мама, что случилось? – закричал он, вскакивая с кровати.

– Малыш, немедленно иди в кухню и подожди меня там, – ответила она сыну спокойным голосом.

– Но он делает тебе больно, мама, – заколебался Азби. Филипп наконец справился со штанами и развел ноги Лилиан.

– Азби! – крикнула она. – Немедленно иди на кухню!

Мальчик выбежал из спальни, прибежал на кухню и залез под стол. Он обнял толстую дубовую ножку и, несмотря на то, что ночь была теплой, задрожал. Он зажмурил глаза, когда до него докатились стоны боли его матери и крики страсти Филиппа. Мальчик опустил одну руку на пол, и его пальцы сжали рукоять ножа, который обронила его мать несколько минут назад. Мальчик посмотрел на матовое лезвие и поклялся, что когда-нибудь, когда он подрастет и станет сильнее, непременно убьет Филиппа этим ножом и освободит от него свою маму.

Весь в поту Ройал резко сел на кровати. Он огляделся вокруг и понял, что это был всего лишь кошмарный сон. Он откинул влажные простыни и тряхнул головой, прогоняя сон. В комнате было душно, и он встал, чтобы открыть окно. Он огляделся вокруг и пришел к выводу, что эта комната была явно не для важных персон.

Ройал был рад тому, что конфронтация, по крайней мере на данный момент, закончилась. Сейчас он гадал, было ли ошибкой позволить дамам остаться, сколько они пожелают? Возможно, было бы лучше дать им отступные и проводить с миром. Его также угнетало их отношение к нему. Хотя, с другой стороны, чего он ожидал? Он, конечно, чувствовал определенную меру вины за смерть Жана Луи и свой удачный выигрыш. Но, с другой стороны, креол сам втравил его в эту аферу, да и выиграл он честь по чести. Но почему же в таком случае он так паршиво себя чувствует?

И почему обе хозяйки такие красивые?

Ройал знал, что сейчас ему не удастся уснуть. Вдруг он вспомнил о початой бутылке бренди в холле. Он быстро оделся, натянул ботинки и вышел из комнаты.