Семь видений богатыря Родиполка - Анастасия РУТТ

разнеслись по большому и светлому княжьему терему. Долго ждать не пришлось. Вернулся он с главным мужалым, но еще младым богатырем.

— Добра тебе, боярин Мусса! — громко сказал сильный богатырь, но не поклонился. Мусса скривил лицо от тех слов.

— И тебе добра, главный богатырь, — ответствовал боярин, глядя хитро на того снизу вверх. — Поведай-ка мне, богатырь наш защитник, — то слово подчеркнул Мусса, словно хотел на то особое внимание обратить да на что-то намек дать, — говаривал ли тебе наш княже, что младого богатыря ждет, али вызывал того?

— Богатырям мы завсегда рады, — бодро молвил главный богатырь, уязвляя Муссу.

— Ты-то, главный богатырь, по сути, по сути сказывай! — старался напирать Мусса громко да сильно, но то у него не вышло, а получился тонкий писк.

Главный богатырь, не боясь, поправляя темные усы, улыбался да посмеивался над Муссой. Боярин от того еще более негодовал.

— Говорил тебе княже наш светлый, Шум Бориславович, богатыря Светогора принимать али нет? — встав со стула да упираясь руками в княжий стол, спрашивал боярин, глядя сурово на Будимира.

Главный богатырь Будимир взглянул на Светогора виновато, а после, хмуро, на Муссу, да ответил:

— Нет, того не сказывал. Но взять можем и без его ведома, — добавил богатырь.

Враз успокоившись, Мусса, довольный, сев на княжий стул, обратился к Будимиру, словно Родиполка тут и вовсе не было:

— Не-е-ет, — растягивая слово, хитро сказал боярин. — Вот посуди сам, на богатыря Волоха давал князь ухвалу? — Главный богатырь кивнул. Мусса принялся загибать пальцы: — Богатыря Суздаля сам князь принимал? Князь, — сам себе ответил Мусса. — Звенигора князь принимал, а тебе указ давал. И Волоха-богатыря сам княже Шум смотрел, — повторяясь, сказал Мусса, словно хотел не богатыря подчеркнуть да назвать его славное имя, а смотр князя. Мусса палец поднял и потряс им: — Да и Мансура из народа кумп, и Утта-северянина, и Маравеля, и Харта — всех сам княже смотрел, — гордо сказал боярин.

Родиполк, заслышав имя сродника свого деда Харта, улыбнулся. Но сказывать о том не стал, чтоб не подумали главный богатырь да боярин Мусса, что Родиполк не сам пришел, а заступничества просить да под дедову защиту. Деду младого богатыря сорок два годка уже как было. Как схоронили они Всевласия, так он более не появлялся, к дружке своей, красе Путятишне, не заезжал, детей своих не проведывал. Не сказывал о Харте ничего младой богатырь, а про себя-то подумал: знать, не у Шума Бориславовича буду служить, не ему подмога нужна моя, не его народу да граду.

— Верно, — сказал Родиполк боярину, — дело в том граде решается важное, то и я за князем поеду. А там уж решим с князем Шумом Бориславовичем, нужон я князю богатырем али нет.

Мусса от того радостный стал, что все решилось по его, по-боярски, да на спинку стула высокого княжеского гордо оперся. Богатырь же главный Будимир на Родиполка долго да пристально глядел, а после довольным стал, будто что-то доброе понял про младого богатыря.

Главный богатырь Будимир откланялся, а выходя, хитро взглянул на Родиполка, словно чего задумал. Младой богатырь и сам поклонился да вышел из терема князя Шума Бориславовича. Возле деревянного резного крыльца его ждал Будимир, облокотившись о перила.

— Добра тебе, молодец яркий! — поприветствовал его Будимир, выпрямившись.

— И тебе добра, славный богатырь Будимир Микулович, — ответил Родиполк.

— Ты верно славный, раз про мою сестру старшу Путятишну не сказывал. Я-то тебя сразу прознал, славен ты, скромен. По нраву мне то. Коли подмога надобна, то я опервый подмогу тебе окажу да содействие.

— Красны слова твои, богатырь, за то кланяюсь. Но судьба моя зовет меня в путь, да к другому князю на службу, — сказал то Родиполк, садясь на лошадь, а после добавил: — То противиться ей не буду. Прощай, славный богатырь Будимир.

Будимир махнул ему рукой да, развернувшись, пошел к себе.

Выехал Родиполк из Белграда, но в Сванград не поехал, а поехал мимо, округ, по лесу. За Белградом разветвленною полосою росли деревья, вырисовывая собою мелкий, но красивый лес. Тонкой да длинною малахитовою полосою тянулось Полесье. Ехал Родиполк по тому лесу два дня и две ночи. Полесье с ним было добрым, приветливым. Казалось ему, что лес сам открывает пред ним все свое богатство: сочные ягоды, мягкие травы да тоненькие ручейки со свежею водою. Днем он останавливался, собирал себе снедь, кормил и поил кобылу. Все ученья, что передала ему прабабка Ханга, были ему впрок, и среди деревьев и животных он был как возле ближних сородичей. Третьего дня, после вечерья, выехал он к маленькой деревушке Раздол. Жил здесь людь разный да из разных народов.

Была тут раньше пролесень пустая, после молнии выгорела половина малого леса. Земля та была, словно большое пепелище — темное, серое, мрачное. Людь боялся здесь селиться, избы ладные строить новые, словно чуял, что здесь владения самого Перуна — метателя молний да повелителя гроз. Но время минуло, пробилась сквозь серо-черный слой, нагар, травушка новая, младая, сочная. Как пришла Макуша-весна добрая, так украсила ту поляну яркими да пестрыми цветами. Устелилось все ковром зелено-желтым да первоцветом синим. Увидев жизнь ту новую в округе, поселился здесь опервый молодец Раздол, что из рода ветт ушел. Да был он не один, а со своею любою Лелею, что дружкою ему стала. Ветты те — народ особый, мест своих не покидают, но тот супротив пошел, поселился отдельно от рода свого. Да девицу свою увел из свуянычей. Но то ему не в наказанье было, а для его ладу. Была у них изба веттовская, а отделки все — свуяныческие, с завитками, словно Вьюжница на окна завеяла. А после там разные роды поселились, с разными верованиями. А вскоре и деревушка выросла, ладная да красивая. Изб тут было немного, с одвенадцать, но все новые, разные, а отделки на них друг краше дружки — загляденье, как и их роды, из народов разных. Жили те народы друг подле дружки в ладу да мире.

Родиполк, проезжая чрез малу деревеньку, любовался красою изб разных, малых да больших. Крупной избы отдельной али малого терема, что для гостей заведены были, он не отыскал. То пристанище стал искать у простого люда. Проехался он по дороге той узкой, что мимо домов шла, да украдкой просмотрел все избы, а после к одной малой вернулся. От избы той он почуял доброту и любовь, и решил, что пристанет только здесь.

Изба эта была малая, но добротная, изгородь низенькая, но крепкая. Как только постучал он в дверь, в