Золотой век Испанской империи - Хью Томас

Дорога через Панамский перешеек стала жизненно важным звеном транспортной цепи между Перу и Испанией, лакомой целью для пиратов, – однако долгое время она представляла собой не более чем примитивную верховую тропу, за которой присматривали пятьдесят черных рабов. Постройка и ремонт сорока миль дороги – через горы, покрытые тропическими лесами, через болота и джунгли, в климате, считавшемся одним из самых губительных, – оказались чересчур тяжелым бременем для нового сообщества.

Панамские поселенцы предложили переносить товары за пять лиг к истокам реки Чагрес и затем сплавлять вниз по течению к Карибскому морю – до устья реки оттуда было восемнадцать лиг (пятьдесят миль). Они настаивали, чтобы Номбре-де-Диос перенесли западнее, к устью реки. Но даже и Чагрес впервые был исследован лишь в 1527 году Фернандо де ла Серной вместе с моряком Педро де Коро и нотариусом Мигелем де лас Куэста.

В 1534 году новый губернатор, упорный Франсиско Баррионуэво, приказал построить в месте впадения реки в море складское помещение. Треть цены должна была заплатить корона, остальное предполагалось взять налогами на местные товары. Были также предприняты усилия по усовершенствованию наземного маршрута – по крайней мере, в летнее время; кроме того, большие надежды возлагались на Бернардино Госна и Диего де Энсисо, которые получили разрешение на неограниченный экспорт шерсти из Перу в Испанию при условии, что они примут участие в содержании торгового пути через перешеек. Когда уровень воды в реке Чагрес был достаточно высоким, транспортировка товаров могла совершаться за три-четыре дня; в другое время на это требовалось от восьми до двенадцати дней. Перевозка груза от устья реки до Номбре-де-Диос была вопросом каких-нибудь восьми-десяти часов.

Материковые флотилии возили грузы в Номбре-де-Диос даже несмотря на то, что этот порт, располагавшийся несколько восточнее нынешнего Колона, был построен совершенно на скорую руку. Бухта была мелкой, полна рифов и открыта к морю. Город Номбре-де-Диос не был обнесен стеной и состоял из 150 деревянных домов, перед ним лежал песчаный пляж, позади – джунгли. Здесь свирепствовала лихорадка; в промежутке между прибытиями флотилий население уменьшалось приблизительно до пятидесяти дворов. Восточная часть бухты предоставляла наилучшее естественное укрытие на карибской стороне перешейка, но была не менее губительной для здоровья. Потребовалось десять лет, чтобы перенести порт из Номбре-де-Диос в другое место, поскольку для этого требовалось проложить новую дорогу из Вента-Круса.

Река Сан-Хуан была нанесена на карту в 1521 году Алонсо Калеро, однако она текла в направлении с запада на восток, и, соответственно, связывала озеро Никарагуа с Атлантическим океаном, а не с Тихим. По всей видимости, и Алонсо де Сааведра, и Гаспар де Эспиноса предлагали прорыть здесь канал, однако этот проект не нашел поддержки.

Почти все три или четыре сотни зданий в западной части Панамы были построены из дерева, даже церкви. Из 500 поселенцев большинство имели андалузское происхождение; в основном это были купцы или агенты по перевозкам, за исключением немногих, занятых ловлей жемчуга, выращиванием скота или сельским хозяйством. Транспортировка грузов через перешеек давала большую часть городского дохода. Цены были высоки. Некоторые купцы держали стойла для вьючных лошадей, которых использовали на торговом пути до Вента-Круса и Номбре-де-Диос. У других были на реке Чагрес большие плоскодонные суда с рабами-гребцами – здесь проживали, вероятно, около 400 негров. В соборе 1521 года постройки был всего один каноник, даже несмотря на то что в городе имелся верховный суд.

В 1521 году здесь было три монастыря – но в них, вместе взятых, имелись всего лишь восемнадцать обитателей. К 1607 году монастырей стало уже пять, плюс больница; число монахов увеличилось до сорока пяти и к ним прибавились двадцать четыре монахини. Впрочем, в городе все еще было не более 372 домов, только восемь из которых были каменными: здание городского муниципалитета, зал заседаний городского совета и шесть частных домов. В 1607 году здесь было 550 европейских домов, из которых пятьдесят три принадлежали не испанцам, а большей частью португальцам или итальянцам, а также сотня тростниковых хижин, где жили около 3700 негров-рабов, 1000 из которых занимались транспортировкой грузов. Помимо перечисленного, шестьдесят три колониста имели креольское происхождение.

Однако флотилии в те времена приходили лишь раз в два или три года. Брокерские лицензии, продававшиеся в 1580 году за 6550 песо, в 1607 году стоили уже 4200 песо. Городской глашатай, которого в 1575 году нанимали за 2200 песо, в 1607 получал всего лишь 150. Стоимость ренты на главном мясном рынке упала от 700 до 200 песо в год. Здесь имелись всего лишь 250 пеших и 18 конных солдат, пригодных для службы в городской милиции. Панамская гавань была мелкой и открытой, а приливы были настолько сильны, что все более крупные корабли укрывались в близлежащем Перико в двух лигах к западу, который был частично закрыт от океана. В 1575 году 60-тонные суда могли заходить сюда при высокой воде, но в 1607 даже небольшие корабли уже встречались с проблемами.

Таковы были обстоятельства, в которых разыгрывалась центральная драма жизни Бартоломе де Лас Касаса.

Лас Касас, как мы помним, вступил в доминиканский орден в 1522 году, а в начале 1523 года, после разочарований, ждавших его в Южной Америке, ушел в доминиканский монастырь в Пуэрто-Плата с северной стороны Санто-Доминго. Девять последующих лет он провел в молитве и размышлениях, готовясь к следующему этапу своей необычной жизни. Здесь он начал писать свою «Историю Индий», которая и по сей день остается одним из самых точных, а также наиболее затронутых личностью автора источников сведений о событиях в обеих Америках между 1492-м и 1525 годами.

В 1531 году, в возрасте около пятидесяти лет, он возникает из своего добровольного заточения и 1 января этого года пишет брошюру в пользу мирного обращения индейцев: «…таков истинный путь, Господа, лишь так следует обращать к истинной вере людей, порученных вашему управлению. Почему же, вместо того, чтобы посылать к ним мирных агнцев, вы посылаете голодных волков?»{1212}. Приблизительно в том же духе он написал и королю несколькими неделями позже{1213}. Он посетил в качестве визитера доминиканский приют в Пуэрто-Рико, после чего сопровождал в Мехико доктора Рамиреса де Фуэн-Леаля, нового председателя верховного суда Новой Испании. Однако же в скором времени он вновь оказывается в Санто-Доминго, где возвращается в свой монастырь в Пуэрто-Плата.