Золотой век Испанской империи - Хью Томас

Приблизительно в это время Лас Касас встречается с официальным историком Испанской империи Гонсало Фернандесом де Овьедо, который жил тогда в Санто-Доминго. Овьедо, несмотря на то что большую часть своей жизни он прожил в Карибском регионе, полагал, что твердые черепа туземных жителей Эспаньолы указывают на животную и злонамеренную натуру. Он не видел ни единого шанса на то, что они могут воспринять христианство; думать иначе, по его мнению, было все равно что биться головой о стену.

В своей «Истории» Овьедо из вежливости посвящает Лас Касасу главу, в которой называет его славным человеком, хотя и упоминает, что тот обвинялся в некоторых финансовых нарушениях{1214}. По-видимому, примерно в это время он повздорил со своим старым другом Педро де Вадилья, который желал опротестовать завещание своего дяди, оставившего состояние туземным жителям.

Лас Касас временно оказался вновь в своей монастырской келье, однако вскорости вышел оттуда, чтобы встретиться с индейским повстанцем Энрикильо, а также с Томасом де Берланга, совершавшим в то время первый этап своего епископского путешествия в Гватемалу. Затем он отправился в доминиканский приют Гранада в Гватемале. Здесь лиценциат Франсиско Маррокин, епископ Гватемалы, попросил его помощи в мирном обращении Тусуитлана. Лас Касас охотно повиновался, положив на музыку текст, восхваляющий величие христианства. После этого Лас Касас закончил свою брошюру «De unico vocationis modo»[151], основное положение которой гласило, что проповедь Евангелия является единственным способом добиться настоящей победы над индейцами. Фрай Бернардино де Минайя, участвовавший, в должности дьякона, в закладке великолепного позолоченного доминиканского монастыря в Оахаке, Новая Испания, переслал изложение идей Лас Касаса недавно избранному папе Павлу III – бывшему кардиналу Алессандро Фарнезе.

Это было время, когда представители церкви начинали выступать с серьезными заявлениями в защиту индейцев. Так, в 1533 году епископ Тласкалы Хулиан Гарсес, с каждым годом все больше склонявшийся к эразмианству, сделал примечательное заявление: настало время, сказал он, прилюдно осудить тех, «…кто неправедно судит этих несчастных людей, кто лицемерно называет их неспособными и выставляет эту неспособность как достаточную причину для того, чтобы не допустить их в лоно Церкви… Это глас Сатаны, …глас, исходящий из алчных глоток христиан, чья жадность такова, что ради удовлетворения своей жажды наживы они готовы объявить разумных созданий, сотворенных по образу Господа, животными и ослами»{1215}.

Он добавлял, что некоторые индейские дети говорят по-латыни лучше, чем дети многих испанцев.

Гарсес, уроженец Арагона, к тому времени уже в летах, эрудит и книгочей, некогда был исповедником Родригеса де Фонсеки. Он основал больницу в Пероте и вообще всегда заботился о больных. С годами его личность заметно развилась.

Во многом то же самое заявил несколькими месяцами позднее фрай Якобо де Тестера, францисканец французского происхождения, пребывавший в городе Мехико. Он проклинал дьявола, вселившего в людские умы убеждение, будто бы индейцы неспособны принять христианскую веру, а также тех, кто из чрезмерной разборчивости или лености не желает «…взять на себя труд изучения их языков, и тех, кому не хватает рвения пробить эту языковую стену, дабы проникнуть к их сердцам».

«…как может кто-либо говорить, что этим людям не хватает способностей, когда они сооружают столь поразительные здания, изготовляют столь тонкие изделия, если у них [до прибытия испанцев] было развито ювелирное дело, различные искусства и торговля, если они могут председательствовать на собраниях, говорить убедительные речи, знают толк в том, как проявлять вежливость, проводить празднества, совершать бракосочетания и другие торжественные мероприятия… способны выражать скорбь и приязнь, когда этого требуют обстоятельства? Они даже могут петь cantus planus[152] в контрапункте к органному сопровождению и обучают других наслаждаться церковной музыкой, [а некоторые] и проповедуют перед своим народом то, чему мы их учим»{1216}.

Вскоре после процитированного здесь заявления тот же епископ Гарсес написал папе, прося его рассмотреть индейский вопрос. Одновременно с ним доктор Рамирес де Фуэн-Леаль написал в Испанию, протестуя против услышанного им в Мехико высказывания доктора Доминго де Бетансоса – галисийца, некогда бывшего другом Лас Касаса, – что индейцы будто бы не способны воспринять христианское вероучение.

Вступление Бартоломе де Лас Касаса как доминиканца в дискуссию о том, как следует обращаться с индейцами, состоялось в 1533 году, когда судьи в Санто-Доминго обратились в Совет Индий с жалобой на то, что монах отказывает энкомендерос в отпущении грехов. Также он убедил одного из колонистов Санто-Доминго отдать все свои товары индейцам в возмещение за дурное обращение в прошлом. В том же 1533 году Лас Касас, все еще пребывая в своем монастыре в Санто-Доминго, протестовал против двух работорговых экспедиций, отправленных из Пуэрто-Плата вглубь южноамериканского континента: за одной из них стоял судья Суасо (а финансировал ее королевский счетовод Диего Кабальеро), за другой – Хакоме Кастельон, один из многочисленных генуэзско-испанских сахарных торговцев. Верховный суд поддержал Лас Касаса. Около двухсот пятидесяти индейцев, привезенных с севера Южной Америки, были распределены по домам как набориас — т. е. домашние слуги, и предполагалось, что впоследствии они должны быть освобождены.

Однако на всем протяжении 1530-х годов такие работорговые экспедиции продолжали отправляться – что бы там ни проповедовал Лас Касас, – по всему северному побережью Южной Америки. В те времена работорговля из всех коммерческих предприятий по-прежнему приносила наибольший доход. Продажа индейцев позволяла финансировать экспедиции вглубь континента, снабжая их кораблями, оружием, инструментами и провизией. В Санто-Доминго уже имелось тридцать четыре сахарных завода, для эффективной работы которых требовались рабочие руки. Черные рабы считались лучше индейцев, поскольку они работали более усердно, а это имело особенное значение в жарком климате. Однако с ними было непросто справляться – и там, где не хватало африканцев, могли сгодиться и индейские рабы.

В это время началась переписка между главным доминиканским теоретиком фраем Франсиско де Витория и фраем Мигелем де Аркосом, посвященная беспокойству первого относительно обращения с туземцами в Перу. Сам Эразм тоже не молчал: в 1535 году его «Экклезиаст» замечает, что тем, кто толкует об упадке христианства, следует напомнить об огромных новых территориях в Африке, Азии и «что же тогда говорить о неведомых доселе странах, которые каждый день открывают в обеих Америках?»{1217}.