Буря Жнеца. Том 2 - Стивен Эриксон

Но теперь-то…

– Трулл Сэнгар.

Тисте эдур медленно поднял голову.

Бросив на Быстрого Бена предупреждающий взгляд, Вал объявил:

– Мы намерены сопроводить тебя и Сэрен. До ее дома.

– Город в осаде, – возразил Трулл Сэнгар. – А мой младший брат – император…

– Это все может подождать, – перебил его Вал. Помедлил, соображая, как все это лучше сформулировать, потом продолжил: – Сердце той женщины принадлежало твоему другу Онраку, и мы все это видели. Я хочу сказать – видели в ее глазах. Ответ то есть видели. А если ты, Трулл Сэнгар, взглянешь в глаза Сэрен Педак, просто вот взглянешь, и все, тогда, ну…

– Худа ради, – вздохнул Быстрый Бен. – Он хочет сказать, что тебе и Сэрен надо побыть вдвоем, а потом уже заниматься всем остальным, а мы намерены позаботиться, чтобы так и вышло. Договорились?

Изумление на лице Сэрен Педак выглядело почти комичным.

Однако Трулл Сэнгар кивнул.

Вал бросил на Быстрого Бена еще один взгляд:

– Ты уже достаточно очухался? А то мало ли кто нам встретится по дороге.

– Кто-то, на кого недостанет твоих «шрапнелей»? Ну да, надеюсь. Может быть. Короче, возьми-ка по «шрапнели» в каждую руку.

– Придется, раз уж я связался с таким… идиотом, – отозвался Вал. – Сэрен Педак, просто чтоб ты знала – я сейчас этому тисте эдуру очень завидую, ну да ладно. Далеко отсюда твой дом?

– Не очень, Вал из «мостожогов».

– Тогда пошли скорей, мне это место не нравится.

Под ногами клубился ил, обвивался вокруг голеней, потом поток уносил его прочь, словно клочья дыма. Мимо проплывали странные светящиеся облака, меняя форму, как если бы темный, непрощающий мир незримо на них давил.

Брутен Трана, которого послали, чтобы найти спасителя, шел по бесконечной равнине. Ил становился все плотней и шершавей. Он оступался на погребенных в нем обломках, спотыкался о какие-то корни. Он поднимался на холмы окаменевших наносов, из которых торчали отполированные потоком кости каких-то древних левиафанов. Он обходил затонувшие корабли с лопнувшими шпангоутами, вывалившие наружу весь груз. Он шел и вспоминал свою жизнь, то огромное количество выборов, которые ему пришлось сделать, и те, которые он делать отказался.

У него не было ни жены, ни кого-то еще, чье лицо могло бы всплыть сейчас перед мысленным взором. Казалось, всю свою жизнь он был только воином. Сражался плечом к плечу со своими сородичами и с товарищами, что ближе любых сородичей. Видел, как они умирают или постепенно отдаляются. Видел, как он теперь понимал, распад собственного народа. В ходе завоевания, и потом, под воздействием того хладнокровного безымянного кошмара, которым оказался Летер. К самим летерийцам он ненависти не испытывал. Скорее жалость и да, сострадание тоже, поскольку они были во власти того же самого кошмара. Жадное отчаяние, гнетущий страх неудачи, того, что тебя с головой захлестнет неумолимый, неостановимый поток, которым была летерийская культура, никогда не оборачивающаяся назад, неспособная хоть чуть-чуть замедлить свой головокружительный полет к светлому будущему. Которое если и наступит, то лишь для отдельных избранных.

Бесконечное морское дно добавляло к его мыслям собственные комментарии. Сводились они к тому, чтобы затянуть его под слой ила, вымотав настолько, что сил не останется не только на продолжение пути, но и вообще на то, чтобы двигаться. Вся история словно бы давила здесь ему на плечи своим холодным весом – история не его народа или цивилизации, но всего мира.

Почему он до сих пор идет? Какой спаситель сможет его освободить? Ему следовало остаться в Летерасе. Где ничто не мешало организовать атаку на Кароса Инвиктада с его Патриотистами, уничтожить убийцу вместе с подручными. А следующим был бы канцлер. Не было ничего приятней, чем представить собственные руки на горле Трибана Гнола, – единственным недостатком было то, что картина перед глазами рано или поздно смазывалась. Или от султана ила прямо в лицо, или из-за в который раз зацепившейся за что-то ноги.

Из тьмы перед ним возникли каменные столбы. Их поверхность, как он понял, покрывала резьба – непонятные значки, столь причудливые, что они, казалось, пляшут и вертятся прямо перед глазами.

Когда он приблизился, впереди поднялось облако ила, и Брутен Трана увидел, что навстречу ему кто-то движется. Позеленевшие медные доспехи, отороченные плесенью. Лицо полностью скрыто шлемом. В одной руке кольчужная перчатка сжимает летерийский меч.

В голове тисте эдура зазвучали слова:

– Призрак, твой путь окончен.

Брутен Трана застыл на месте.

– В действительности я не призрак…

– Неверно, путник. Твой дух оторван от плоти – холодной, разлагающейся плоти. Ты есть именно тот, кто сейчас стоит предо мной. Призрак.

Почему-то он не удивился. За Ханнаном Мосагом тянулся такой шлейф предательств, что союзу с ним доверять не стоило. К тому же он действительно чувствовал себя… оторванным. И уже очень давно. Колдун-король вряд ли долго медлил, прежде чем перерезать горло беспомощному телу Брутена Траны.

– Но тогда, – спросил он, – что же мне остается?

– Только одно, призрак. Ты здесь, чтобы призвать его. Чтобы он вернулся.

– Но разве его душа не оторвана, как и моя?

– Его плоть и кости здесь, призрак. А место это исполнено силы. Поскольку здесь находятся забытые боги, здесь последнее хранилище их имен. Знай, призрак, – пожелай мы тебе отказать, отвергнуть твой призыв, мы так и сделаем. И то, что ты несешь с собой, тебе не поможет.

– Так, значит, вы мне отказываете? – спросил его Брутен Трана. Услышав в ответ «да», он бы просто расхохотался. Пройти весь этот путь. Отдать собственную жизнь…

– Нет. Мы понимаем нужду. Вероятно, даже лучше, чем ты сам. – Закованный в доспехи воин поднял свободную руку. Железные пальцы сжаты в кулак – все, кроме указательного. – Тебе туда, – указал он на один из столбов. – На ту сторону, где имя лишь одно. Протяни плоть и кость, которыми обладаешь. Назови начертанное имя.

Брутен Трана медленно подошел к камню, обогнул его, нашел сторону с единственной строкой. И прочитал начертанное на ней имя:

– «Брис Беддикт, Спаситель Пустой Обители». Я призываю тебя!

Каменная поверхность, с этой стороны – чистая, будто только что отполированная, покрылась рябью, потом – выпуклостями, произвольные формы в своем случайном движении собрались воедино, образовали человекоподобную фигуру, она стала выбираться наружу. Высвободилась рука, плечо, голова, лицо – глаза закрыты, черты искажены, словно от боли, – потом торс. Нога. Появилась вторая рука – Брутен Трана заметил, что на ней недостает двух пальцев.

Он нахмурился. Двух?

Нахлынувший поток выдернул Бриса Беддикта из камня. Он упал на четвереньки, клубы ила скрыли его почти с головой.