Загадка тауматургии - Виктор Борзов

— Боюсь, мы в тупике, — сказал Максвелл. — Вы не уйдете отсюда.

Алхимишка прокрутил рукоятку и занес трость для удара.

«Голод двадцать восемь и пять десятых».

Фея отвела ручку от шеи девушки, сжала и всадила острый кончик в артерию.

«Буря семнадцать и триста сорок две тысячные».

Расслабила левую руку. Отпустила тело. Дама не успела вскрикнуть.

«Упадок сто пятьдесят ровно».

Амелия пнула ее ногой в спину.

«Гниль два и семьдесят пять сотых».

— Помогите! Тауматургия! Убивают! — прокричала фея и резко развернулась к окну.

«Цепи тридцать девять и семь десятых».

Сжала ману в душе. Создала формулу.

Амелия использовала старые соотношения. В эпоху Пробуждения — когда она была театралом — эта формула образовывала связь.

Фея избрала целями средний и безымянный пальцы на правой руке.

Из глубины тела к пальцам ударила молния. По коже пробежали мурашки. Правая ладонь вспыхнула ярким пламенем.

Для феи формула возводила якорь, а отдача нагревала воздух вокруг цели и зажигала огонь. Амелия дважды использовала формулу в теле рогокошки. Первый раз — когда Сэмюэль спал в разрушенном доме. Фея хотела проверить старые соотношения. Второй раз — осознанно, для создания огня и отвлечения внимания охотника за мистикой на вокзале.

За спиной раздался удар трости об пол.

Амелию обволокла невидимая толща, воздух сделался вязким, веки потяжелели, предметы распались на цветные кляксы, на секунду мир мигнул.

Максвелл использовал этот трюк в своем доме. Ослабил связь с телом рогокошки и вытолкнул в Закулисье.

Бесполезно. Мост между душой и телом был связью частично. Театралы навесили на него множество формул для отслеживания состояния души, проверки местонахождения и автономной работы. Все ради безопасности. Мост сообщал другим формулам, если душа проваливалась в Закулисье, и они возводили кокон и запускали сюжет. Люди называли это «сном». Алхимишка не знал об этом.

Фея врезалась горящей рукой в окно. Стекло лопнуло. Распалось на осколки. Амелия налегла всем весом. Вытолкнула себя на улицу.

Острые кусочки стекла впились в кожу через одежду, оставили порезы на лице и конечностях.

Она рухнула на землю. Оттолкнулась руками. Поднялась и побежала прочь.

Подальше от библиотеки, подальше от Максвелла и Гисли. В спину ей кричали удивленные прохожие.

Глава 42. Новый смысл

Амелия забежала в улочку между домами. Оперлась спиной на стену.

Дыхание сбилось. Рубашка облепила спину от пота. По лбу стекали холодные капли. Кожа горела от новых ран. Сердце выпрыгивало из груди.

Тело не привыкло к таким нагрузкам.

Фея отдышалась и выглянула на улицу.

Пешеходы спешили по своим делам, по дороге проносились кареты.

Она сбежала от практиков. Максвелл и Гисли не преследовали ее. Девушка с ручкой в шее отвлекла их. Прекрасно.

Амелия шагнула на оживленную улицу и встроилась в поток пешеходов.

Плевать на любопытные взгляды. Плевать на неопрятный внешний вид. Плевать на порезы на лице.

Сейчас фея думала о письме.

Она сунула левую руку в карман плаща, нащупала конверт и выдохнула с облегчением. Донос не выпал во время побега. Задумка еще в силе.

Ноги вывели Амелию на набережную.

Алое солнце скрылось за крышами домов, окрашивая небо в малиновый. В реке виднелись другой берег и Часовая башня. Отражение колыхалось, силуэты домов выгибались под разными углами, разделялись на несколько и собирались вновь. Зрелище успокаивало.

Скамейки занимали парочки и рыбаки. На забор опирались удочки. Фея насчитала больше инструментов для ловли рыбы, чем их хозяев.

Амелия зашагала вдоль набережной. Взгляд выискивал пустую скамейку.

«Нужно поспешить, — подумала она. — Иначе не успею на поезд».

Фея ускорила шаг.

В памяти всплыли старые воспоминания.

Театралы упивались драмами и трагедиями. Сложный выбор, грустная концовка и душераздирающее расставание. В ход шли любые клише для выдавливания чувств.

Но все чувственные сцены разделяли десятилетия покоя. Спокойные времена. Старейшие называли их «надстройкой». Роли знакомились друг с другом, строили отношения и набирались опыта. Жили обычную жизнь, чтобы в один миг опуститься в болото ужаса и отчаяния. Все ради потехи театралов.

Взгляд остановился на парочке. Мужчина в цилиндре что-то весело рассказывал даме в бледно-розовом платье. Она заливисто хохотала и смущенно прикрывала рот рукой.

Спокойное время. «Надстройка» перед неминуемым кошмаром. Ничего не поменялось.

Недавно эта страна воевала с соседним государством. Это был миг падения. Ужас и отчаяние.

Перед началом войны жители обеих стран наслаждались спокойствием. Строили семьи, растили детей и надеялись на лучшее.

За этим представлением не стояли Старейшие, но роли вели себя совершенно так же. Спокойные времена. Миг падения. Спокойные времена. Все шло по кругу. Снова и снова, и снова, и снова, и снова.

Люди осознавали это? Понимали, что живут в повторяющемся сюжете с разными декорациями? Амелия сомневалась.

Двое мужчин поднялись с соседней скамейки и ушли.