Нежность - Элисон Маклауд

она так добра самолично доставить это письмо?

Далеко за Нантакетским проливом, по ту сторону Атлантики, Ла-Манша и реки Арун, в Уинборне, стоит на тележке чайник с чаем, и бабушкин стол завален выстриженными из газет статьями с фотографиями Дины на суде в Лондоне.

Мэделайн занимается семейным альбомом с вырезками, и за ее работой следит со стены муж, покойный Перси Лукас, навеки молодой и красивый в крикетном фланелевом костюме. Бабушка, Дина и Ник смотрят новенький телевизор. Он жужжит, и появляется картинка. Мистер и миссис Кеннеди стоят на просторном газоне у большого белого дома с темными ставнями.

– Правда, она очень милая? – говорит Дина.

– Правда, – отвечает бабушка. – Но все-таки немножко застенчивая… – Она вглядывается в экран. – Но от этого она мне нравится еще больше. Мне кажется, у нее внутри спрятан стальной стержень.

Ник замечает, что Кеннеди – первый американский президент, родившийся в нынешнем веке.

– И первый президент-католик, – добавляет Мэделайн, хотя это, конечно, и так все знают.

Все как будто немножко поглупели от радости. Они смотрят, как мистер Кеннеди качает на руках маленькую дочку, Кэролайн. Он сажает ее к себе на закорки и бегает взад-вперед по газону. Телеобъектив дергается, следуя за ним, и на ходу показывает толпу журналистов, фотографов и киношников, которые толкаются, желая поймать удачный кадр.

На заднем плане на дороге ждет огромный белый «линкольн», готовый, по словам комментатора, отвезти мистера и миссис Кеннеди и его родителей за несколько миль, в место, называемое «Арсенал», где избранный президент произнесет речь по случаю своей победы.

Кэтлин очень хотела, но не смогла вырваться, чтобы присоединиться к ликующей толпе, стоящей вдоль Ирвинг-авеню в Порт-Хайаннисе. Чуть раньше Мел позвонил ей из аптеки. Он сказал, что у него для нее сюрприз. Ровно в одиннадцать часов она должна включить телевизор. И вот она повесила на дверь табличку «Вернусь через 15 минут», заперлась и опустила жалюзи, чтобы утреннее солнце не мешало смотреть.

Какого?..

Она потрясенно прикрывает рот рукой, когда на экране появляется он – на площадке для прессы, на газоне, чуть поодаль от журналистов.

Ее словно громом поразило.

Она едва дышит.

Звук прерывается – ветер подхватывает и уносит вопросы журналистов и ответы мистера Кеннеди. Потом объектив показывает крупный план, и она видит, что Мел сжимает в руках фотоаппарат – тот самый, которым фотографировал ее. К пиджаку приколото удостоверение журналиста – точно такое же, как у всех остальных. Господи, где он его взял?

Она садится, обхватив себя руками.

Она сегодня смотрела, как он уезжает на работу – в мятой рубашке и брюках, рядом на сиденье валяется лабораторный халат. Неужели он поехал прямо на главную улицу и купил себе новый костюм? Впрочем, какая разница.

Может, просто объектив смотрит под таким углом, но в ее глазах это выглядит так, что миссис Кеннеди поворачивается к нему. Поворачивается к Мелу.

Господи, царица небесная.

Кэтлин вскакивает с места лишь для того, чтобы переключиться на другой канал – еще раз посмотреть запись.

Смотрит снова и снова.

Просто потрясающе, как смиренно выглядят мистер и миссис Кеннеди, стоя рядом. Лицо у миссис Кеннеди расслабленное – может быть, немножко усталое, улыбка мягкая.

Миссис Кеннеди примерно ровесница ей, Кэтлин.

Даже по телевизору видно, что глаза у нее темные и блестящие – такие, что к ним хочется присмотреться. Похоже, у нее хорошая интуиция. Она умная. И еще Кэтлин приходит в голову, что миссис Кеннеди видала в своей жизни несчастье или, во всяком случае, печаль. У нее глубокий взгляд.

Тут будущая первая леди поднимает руку, чтобы прикрыть лицо, и магия момента рассеивается. На улице в самом деле яркое солнце, вспоминает Кэтлин. И ветерок.

Динь-динь!

У нее под рукой звонит колокольчик с конторки. На черно-белом экране телекамеры наезжают на цель, и серебристый простор пролива мерцает и вспыхивает, словно всю эту сцену, актеров на ней и сам завершающийся год омывает бескрайний щедрый блеск Нового Света.

Эпилог: Нежность

Но это нежная и чувствительная книга, и, как мне кажется, правильная и необходимая, и я, если можно так выразиться, держу ее в объятиях.

Д. Г. Лоуренс355

Все молодое, нежное вылуплялось из прошлогодней заскорузлости356.

В тот, самый первый, день первоцветы и фиалки украсили яркими пятнами землю в лесу. Колокольчики вздымались на бледных тонких стебельках, и почки лопались зелеными взрывами. Мысленным взором она снова видела его – за ореховой рощей, вниз по узкой тропе, мрачноватый, сложенный из темного песчаника357 домик лесничего под защитой старых дубов, кругом ни души, тихо358. Она бы развернулась и двинулась дальше, куда шла, если бы не пять клетей. Она сказала себе, что быстро глянуть – от этого вреда не будет.

В первой клети оказались две рыжие наседки, высиживали фазаньи яйца. В остальных гнездились и кудахтали еще пять кур: три рыжих, одна серая и одна черная. О!

Она покормила их зерном из закрома и принесла воды в жестянке. На краю прогалины виднелось ведро и приспособление для душа, а рядом, видимо, отхожее место. Она постучала в дверь домика, и когда хозяин не появился, неожиданно для себя осторожно толкнула дверь и вошла.

Комната была пустая, но выметенная и чистая. Всю заднюю стену занимал очаг, рядом – высокая охапка поленьев в плетеном коробе. Напротив – голый стол и рядом один стул. Она подошла к крутой лестнице и посмотрела вверх, на чердак, где хозяин дома, должно быть, спал. На первом этаже в углу, возле короба с дровами, стоял приземистый сундук для инструментов.

В первый раз, когда она здесь осталась, он вытащил из этого сундука старое солдатское одеяло и расстелил у огня – для нее.

– Вас с грязью смешают: надо ж, с мужниным слугой спуталась.

– Значит ли это… – она запнулась, – значит ли это, что я вам неприятна?

– Подумайте! – повторил он. – Прознают люди…

– А вы не жалеете, что так вышло?359 – спросила она в ту ночь, когда он провожал ее в темноте к воротам Рагби-Холла.

– В каком-то смысле да, – ответил он. Ах, как у нее упало сердце. – Думал, что уж навсегда с этим разделался. И натебе – все сначала!

– Что – все сначала?

– Жизнь360.

Но голос его звучал очень мрачно.

– Ты ненормальна361, – хладнокровно заявил ей муж.

Она сообщила ему о будущем ребенке. И все равно муж не желал дать ей свободу.

И она обратилась за