Люди Льда. Книги 1-47 - Маргит Сандему

Так ребенка окрестили, и он стал отныне Кольгрим Желанный.

Но во время крещения произошло нечто непредвиденное.

Младенца держала на руках Лив — она вынуждена была сесть, так как падала от усталости.

И в этот момент младенец открыл глаза. Все невольно вскрикнули. На Лив смотрели желто-зеленые, кошачьи глаза. И она подумала про себя, что это настолько страшно, что она никогда не посмеет назвать малыша своим внуком.

Она думала, как может только что родившийся младенец выглядеть таким злобным? Неужели это возможно?

Тенгель заметил взгляд младенца. Его охватил страх, и он ощутил безмерную усталость во всем теле. Он вспомнил собственное детство. Неужели и этому ребенку суждено вынести те страдания, которые вынес он сам?

После того как позаботились о бездыханном теле Суннивы, Тенгель подошел к Тарье.

— Тебе известно, что я отдал в твое распоряжение все рецепты и лекарства, которые издавна хранил род Людей Льда? И я сообщил об этом Лив и Дагу, а также твоему отцу.

Мальчик лишь кивнул в ответ.

— А теперь, Тарье, послушай, что я тебе скажу; это очень важно: никогда не допускай этого мальчика к нашим лекарствам! Он не должен знать ни об одной траве, ни об одном старинном рецепте! И он ничему не должен научиться! Ты понял меня?

— Да, дедушка. Я видел его взгляд. И если бы он не выглядел так ужасно, все это могло бы быть весьма интересным с точки зрения науки.

— Тарье, мой мальчик, — проговорил Тенгель и обнял внука за плечи. — Никогда не забывай о том, что ты прежде всего человек! И только потом ученый — слышишь, только потом!

— Я буду помнить об этом, дедушка.

Тенгель вышел к Дагу и Лив.

— Скажите… вы хотели бы… чтобы я дал младенцу что-нибудь? Я имею в виду, чтобы сразу лишить его жизни?

— Нет, отец, и не думай об этом, — ответил Даг. — Я думаю, он все же наш внук, и мы не должны поддаваться панике, даже если и опасаемся за его будущее… Конечно, это может показаться странным, но я испытываю нежность к несчастному уродцу.

— И я тоже, — прибавила Лив. — Мы хотели бы помочь ему в жизни. Вы, отец, сами рассказывали нам о своем детстве и о том, как трудно вам приходилось. И нам хотелось бы, чтобы он не пережил всего того, что пришлось изведать в жизни вам.

Тенгель кивнул.

— Со временем он изменится. Волосы на теле выпадут, а уродливые черты лица разгладятся, распрямятся. Вы же знаете, что ни одного новорожденного нельзя назвать красивым.

— Это правда, — сказала Лив. Тенгель глубоко вздохнул.

— Простите меня, что я предложил вам такое. Я просто не вынесу этого больше, я с таким ужасом вспоминаю собственное детство…

— Спасибо тебе за все, отец…

Они подумали, что он говорит им о тех трудностях и страхах, которые они испытали при рождении этого ребенка.

Ему так хотелось обнять их, сразу двоих, но они бы, наверное, удивились.

— Это вам спасибо, дети мои! И скажите Таральду, что новорожденный все же живое существо: он не должен забыть о том, что это его сын.

— Я должен найти Таральда, — сказал Даг.

— Не надо, он сам придет. Когда он справится с мыслью о том, что Суннивы больше нет в живых.

— Отец, мы должны позаботиться об этом младенце, — сказала Лив. Она выглядела безмерно усталой и опечаленной. — Ирья тоже поможет нам — она обещала. Но кто заменит ему мать?

Тенгель притянул к себе Ирью и ласково погладил ее по щеке. Она никогда не видела этого сильного человека таким подавленным.

— Ты устала сегодня больше всех! Бедная девочка!

И он отправился из Гростенсхольма домой.

Ливень прекратился, но тучи, казалось, ушедшие, вновь сгустились над усадьбой.

Тенгель медленно шел в Линде-аллее. Он устал. Смертельно устал. Плечи его уже не выдерживали непосильного бремени.

Ради Силье он попытался взять себя в руки и принять спокойный вид. Но внезапно он почувствовал свой возраст: да, всю тяжесть своих семидесяти трех лет. Это был почтенный возраст, и немногие люди в его время доживали до таких лет.

Он остановился и посмотрел на свинцовое вечернее небо. Дома его ждала Силье, в надежде услышать добрые вести о своем первом правнуке. Она такая храбрая и борется со своей болезнью: ведь она-то думала, что у нее всего-навсего ревматизм.

И вот он должен сообщить ей о том, что случилось на самом деле. О смерти Суннивы. И об уродце в колыбели.

Это убьет ее! Убьет ее мужество и ее волю к жизни. Ибо никто так не заботился о Сунниве, когда та осталась без родителей.

Тенгель не мог сдержать слез, и отрывистое рыдание вырвалось из его груди. Он снова поднял глаза на свинцовые тучи и прошептал:

— Ты доволен тем, что ты наделал, проклятый Тенгель Злой? Тебя-то, конечно же, нет там, наверху, но разразившаяся сегодня гроза пришла из твоего царства. Знаешь ли ты, как ты отравил мою жизнь и жизнь моих близких? Да, ты знаешь об этом и посмеиваешься себе над нами. Ты снова выиграл!

Долго добирался Тенгель до дома. Он точно знал: сегодня ночью было рождено зло. Некоторые из потомков Людей Льда несли в себе зло. И родившийся сегодня был одним из них. Возможно, тут сыграло свою роль и то обстоятельство, что дедом младенца был Хемминг. Ибо в этом человеке мало чего было доброго.

Тенгель хотел спать. Он больше не мог переживать снова и снова события прошедшего дня. И вновь вспоминать о собственном детстве и злоключениях, глядя на новорожденного. Ему больше не вынести этой борьбы, не победить непонимания окружающих.

Снова собралась гроза. Но Тенгель не сразу пошел к себе. Сначала он направился в ту пристройку, где жил Аре. Он знал, что дверь там не заперта и родители ждут Тарье, который остался ночевать в Гростенсхольме. Тенгель бесшумно скользнул в комнату внуков. Он долго стоял в темноте, глядя на двух спящих мальчиков.

Тронд проснулся и сел.

— Дедушка?

Тенгель присел на край постели поближе к мальчикам. Бранд тоже проснулся.

— Я пришел просто взглянуть на вас, — прошептал Тенгель. — И сказать вам, как вы мне дороги.

Дети обрадовались словам Тенгеля.

— Мы тоже любим тебя, дедушка. — И оба они повисли у него на шее. Так они долго сидели, обнявшись, и мальчики не заметили, что Тенгель плачет. Наконец, он ушел от них, пожелав им спокойной ночи.

— Скажите маме с папой, что я их тоже очень люблю, — шепнул он напоследок.

Силье не спала, когда