Мастер войны : Маэстро Карл. Мастер войны. Хозяйка Судьба - Макс Мах

– Ты знаешь, – спросил Мышонок, тщательно прожевав кусок ветчины, – откуда взялась эта клятая Алмазная Роза? – он хитро усмехнулся и запил ветчину добрым глотком риенского. – От дремучего невежества и великолепной хитрости шифровальщика!

– Вот как? – поднял бровь Карл. Ему уже приходилось слышать мнение, что Мотта Серайя – это не столько название некоего ювелирного чуда, сколько аллегория выбора. Однако тот, кто ему об этом рассказал, объяснить ничего не мог, просто потому, что и сам был всего лишь сорокой, без смысла и умысла повторяющей чужие слова.

– Именно так, – с видимым удовольствием подтвердил Леон. – И я не зря спросил тебя, Карл, насколько хорошо ты знаешь трейский язык. Все дело в значении слов и контексте, который их выявляет.

Мышонок был доволен собой и, видят боги, имел на это полное право.

– Начнем с того, – сказал он после паузы, взятой, чтобы снова приложиться к кружке, – что «роза» по-трейски «карса». Надеюсь, ты обратил внимание, не мотта, а карса, и розовый цвет поэтому звался у них не «моттада», как в этом случае следовало бы ожидать, а «карсида». Почему-то мне кажется… – хитрый взгляд из-под бровей, – что ты это знаешь. Я ошибаюсь?

«Знаю, знал… какая, к демонам, разница?» – но, разумеется, Мышонок был прав. Карл это знал. «Карсида эсселенца» – так называлась «красная светлая» в Венеде и в Во. А что такое красная светлая краска, если не розовая?

– Но Канатчик мог этого и не знать, – возразил Карл.

– Мог, – не стал спорить Мышонок. – Но, видишь ли, знал он об этом или нет, однако он совершил очень любопытную ошибку. Или, вернее, подмену, потому что обыкновенной ошибкой случившегося не объяснить. С одной стороны, Канатчик настойчиво повторяет словосочетание «алмазная роза» и делает это семь раз – запомни, пожалуйста, это число – семь раз на протяжении всего текста песни, как если бы хотел, чтобы мы безоговорочно приняли именно такой перевод словосочетания «Мотта Серайя», которое – вот диво! – появляется в песне всего лишь однажды. Приняли и выучили наизусть! Долей мне, будь любезен, этого чудесного вина. Речь радует слух, но сушит глотку!

– Но Мотта, – продолжил он, отдав дань красному риенскому, – хоть и не роза, как мы с тобой уже установили, но тоже цветок.

– Трейский цвет, – подтверждая его слова, кивнул Карл.

– Именно так, – согласился довольный Леон. – Именно так, мой друг! И цветок этот, что любопытно, называется «трейский цвет». Тебе приходилось его видеть?

– Да, – ответил Карл и тоже отпил из кружки. – В Высокой Земле он по-прежнему расцветает поздней весной на склонах пологих холмов. Розовый, редко, красный, семь больших ажурных лепестков… Что бы еще ты хотел услышать?

– Он действительно похож на розу? – с искренней завистью к много путешествовавшему другу, вспыхнувшей в глазах и прозвучавшей в голосе, спросил Мышонок. Сам он редко покидал город, да и то только, чтобы достичь какого-нибудь другого города.

– Возможно, – пожал плечами Карл, вспоминая трейский цвет. – Дело фантазии. С некоторой долей воображения и при плохом знании ботаники его, пожалуй, можно принять за дикую розу.

– Ну, вот! – искренне обрадовался Леон. – Значит, те, кто говорил, что это хитроумная обманка, были правы. Но главное здесь число семь. Ты не забыл? Семь! Семь лепестков, семь спутников, семь ворот, которые должен был миновать кавалер Майен. Вот то главное, о чем они хотели сообщить. Ты понимаешь теперь, как они действовали? Это же классический прием трейской риторики: троекратное повторение главной мысли! А какая буква трейского алфавита обозначает семь?

– Шур, – сказал Карл. Получалось, что его не обманули. «Шур» ведь это не только буква и число, это еще и весы – аллегория выбора…

– Вижу, что ты знаешь, о чем я говорю, – кивнул Леон. – Выбор, Карл! Выбор! Знать бы еще, что следует выбирать и из чего!

– Дорогу? – предположил Карл.

– О! – искренне обрадовался Мышонок. – А ты, оказывается, не только мечом махать умеешь!

– Я много чего умею, – усмехнулся в ответ Карл. «И знаю», – добавил про себя.

Но и то верно, такой анализ текста, что предложил Мышонок, Карл слышал впервые. А заинтересовался бы он тайнописью баллады о Викторе де Майене, если бы не возникшее тем вечером «философское» расположение души? Не то, чтобы это вовсе не интересовало Карла, но для него тайна старинного текста не была притягательна в той же мере, как для Леона. Тем не менее, вечер был замечательно хорош, а компания Мышонка делала его и того лучше, да и настроение сложилось подходящее, так почему бы не поговорить о песнях старого пьяницы Канатчика или «Сказаниях о богах и героях» божественного Корвина, или еще о какой-нибудь книге, легенде или песне, ведь о чем и говорить с Леоном, как не об этом?

– Ну-ну, – улыбнулся Леон. – Пойдем дальше?

– Вперед! – улыбнулся и Карл. – Я готов следовать за тобой так далеко, как скажешь. Знать путь и пройти его не одно и то же.

– Ха! – Мышонок был явно доволен ответом. Он любил куртуазный стиль и был в нем непревзойденным мастером. Его собственная речь могла быть проста и незатейлива, как, например, сейчас, но могла, если он этого желал, становиться великолепным инструментом, способным делать с людьми едва ли не все, что хотел этот маленький нескладный человечек. А что творили его речи с женщинами, когда Леон из Ру давал волю своему таланту, трудно даже вообразить. Однажды Карл нашел в постели этого сладкоречивого «серого мыша» настоящую графиню, и при том не какую-нибудь высохшую внутри собственного корсета старую придворную клячу, а едва ли не первую красавицу Немингенского двора Тильду Виг. Так что о силе слов забывать не следовало никогда.

– Трейский язык, Карл, – сказал Леон через мгновение, закончив смаковать очередную «мужицкую мудрость», преподнесенную Карлом, – интересен своей многозначностью. Контекст – вот что, в конечном счете, определяет значение слова. И слово «Мотта» не исключение. У него есть еще, по крайней мере, два значения. И одно из них «перекресток» или, вернее, «скрещенье дорог», что в трейской традиции может означать и «выбор». А второе – очень редкое и требующее специального контекста – «место», но не просто место, а особое, чем-то отмеченное место. Ты понимаешь, что получается? Впрочем, нет. Откуда? Ты же не проделал весь этот путь, хотя и имел карту. Но поверь, автор, кто бы это ни был, использует все три значения и даже их оттенки, только намеки на выбор необходимого значения тоже искусно спрятаны среди обычных, казалось бы слов. А ведь есть еще и «Серайя», и одно из восьми значений этого слова – «черный алмаз».

– То есть, – усмехнулся Карл, – все-таки «алмазный». Алмазная роза, алмазный перекресток…

– Нет, – возразил Мышонок. – Черный алмаз символ мощи, но вот какое дело, понятия мощи и силы в Трейе не различали.

– Перекресток силы? – спросил Карл, желая, чтобы правильный ответ произнес сам Леон.