Принц приливов - Пэт Конрой

Иногда Люк считал себя последним здравомыслящим американцем. Если его одолевали сомнения в правильности избранного пути, он повторял себе трагическую статистику Хиросимы и Нагасаки. Он вел собственные теоретические расчеты и верил, что если помешает созданию тысячи бомб, то спасет сто миллионов человеческих жизней. Люк начал прислушиваться только к тем советам, что звучат у него в голове. Внутренний голос всегда был требовательным и бескомпромиссным, он определял правила поведения, намечал долгосрочные цели и благословлял на проведение партизанских вылазок. Люку казалось, что с ним общается его совесть, и он с благоговейным восторгом слушал ее, бродя по куску земли, где не было ни правительства, ни законов. Брат не без удовольствия осознавал ту легкость, с какой он превратился в современного цивилизованного разбойника. Он без колебаний воровал еду, средства передвижения, оружие и боеприпасы. Люк ощущал себя непреклонным защитником родной земли, попавшей в беду. И не его вина, что порой горизонты расширялись, охватывая не только округ Коллетон, но и всю прекрасную планету.

Люка часто тянуло на место, где стоял Коллетон. Он шагал по несуществующим улицам и вслух называл каждую семью, жившую на каждом преданном запустению акре. Брат бродил по бывшим кладбищам, пробираясь между ямами, что остались после извлечения гробов. Он ходил по улице Приливов, где навсегда затихла торговля, разговоры и шум редких машин, где ноздри уже не пьянил изысканный аромат кофе. Но для Люка город не исчез; брат чувствовал, что Коллетон просто скрылся под землей и теперь силится восстать оттуда во всем блеске и величии воскрешения. А потом Люк попадал в очередной свой сон наяву и вдруг начинал слышать стенания Коллетона: длинное и скорбное перечисление понесенных утрат. Постепенно звуки превращались в печальную элегию или траурный марш, чтобы затем вновь перейти в плач по уничтоженному городу. Единственной свидетельницей прогулок Люка была луна. Она освещала ему путь к месту, где когда-то стоял дом его деда и бабушки. Люк злился на себя, что не может отыскать этот участок возле речного берега. Все знакомые ориентиры были уничтожены. К счастью, уцелел черный дуб, на коре которого Люк, Саванна и я в одно из пасхальных воскресений вырезали свои имена. Израненная почва успела покрыться побегами кудзу и диким просом. Только память говорила, что на этом месте, в скромном белом домике, когда-то жили Амос с Толитой. Люк стал спускаться к плавучему причалу и вдруг обо что-то споткнулся. Брат вернулся назад, нагнулся и… достал из высокой травы дедов крест. Люк взвалил находку себе на плечо и, обрадованный, что может почтить память деда, прошел по всей улице Приливов, вспоминая Амоса Винго. Крест врезáлся ему в плечо, давил своей тяжестью, царапал и одновременно благословлял, напоминая Люку о справедливости его миссии.

Люк нес крест, а из тишины, из ниоткуда, громко и настойчиво звучали голоса, призывавшие его — их речного парня, собрата и защитника. Люк обещал, что не допустит строительства, уверял, что не сдастся и не смирится с гибелью города, который любил больше всего на свете. Голоса восторженно приветствовали его. Люк клялся, что заставит мир выслушать его послание, что вдохнет в эти поруганные земли новую жизнь, что воскресит Коллетон подобно Лазарю, поднятому из гроба.

— Они узнают обо мне, — кричал Люк. — Они вызубрят мое имя. Они научатся меня уважать. Я заставлю их в точности восстановить город, каким он был.

Люк умолк. Голоса тоже стихли. Брат снял крест и почувствовал, как внутри у него зазвучала радостная музыка освобождения. Люк пустился в пляс, крича и кружась в своем танце. Иногда он замирал на месте и громко возвещал:

— Вот здесь. Здесь я поставлю магазин мужской одежды Дэннера. Рядом — продуктовый магазин Шайна. За ним — женский магазин Сары Постон, цветочную лавку Битти Уолла и «Магазин полезных мелочей» Вулворта.

Земля дрожала у него под ногами. Старинные здания восставали из небытия. Крыши были полны восторженных горожан. Мысленно Люк воссоздал улицу Приливов такой, какой помнил… Покидая Коллетон, он оглянулся назад. Ярко светились витрины. Через улицу протянулись рождественские гирлянды. Какой-то парень прикреплял буквы с названием к шатру театра «Бриз». Мистер Лютер подметал тротуар возле своего магазина, а из ресторана Гарри, порыгивая и ослабляя туго затянутый ремень, шел шериф Лукас.

И Люк подумал, что наконец-то стал необходимым городу человеком, человеком, принесшим сюда весну и огонь жизни.

Брат с гордостью оглянулся на возрожденный им Коллетон.

Сзади послышался какой-то звук. Люк мгновенно выхватил пистолет и повернулся.

Звук раздался снова — то была трель свистка.

Люк замер от радости, вглядываясь в фигуру человека, идущего к нему от реки.

Мистер Фрукт.

В марте партизанская война Люка перешла в иную фазу, став полномасштабной. Четырнадцатого марта в три часа ночи четыре самодельные, но необычайно мощные бомбы разрушили четыре моста, соединявшие северные и восточные границы Коллетона с материком. Еще через час двумя бомбами были серьезно повреждены ветки Южной железной дороги, по которым в округ Коллетон прибывали товарные поезда. Эту операцию брат счел чисто символической, однако правительство восприняло ее совсем по-другому. Но Люк узнал об этом не сразу.

Один из таких поездов, доверху нагруженный углем, вышел из Чарлстона через двадцать минут после подрыва ветки. Состав несся на полной скорости и на такой же скорости пролетел еще шестьдесят ярдов по воздуху, после чего с шумом рухнул в реку с ласковым названием Маленькая. Машинист и трое сопровождающих погибли в считаные секунды. Так пролилась первая кровь в схватке, которую средства массовой информации окрестили «войной за отделение Коллетона».

Люк разослал в редакции пятнадцати газет штата письма одинакового содержания, где заявлял, что земля в радиусе сорока миль от уничтоженного города Коллетон — тридцать прибрежных островов и сорок семь тысяч акров суши — свободна от производства на ней плутония. Он выражал свои соболезнования семьям четырех погибших, уверяя, что был бы готов сделать что угодно, только бы вернуть этих людей. «Моя задача, — говорил Люк, — сохранение человеческих жизней, а не уничтожение». Письмо брата представляло собой сокращенную версию его речи, произнесенной в тот памятный вечер, когда Патрик Флаэрти рассказывал горожанам об их грядущем переселении. Люк издал манифест. Территория, прежде называвшаяся округом Коллетон, отныне объявлялась суверенным штатом, а Люк Винго — его губернатором, верховным шерифом, командующим вооруженными силами и пока что единственным гражданином. По американскому законодательству земля принадлежит народу Соединенных Штатов. С этим Люк соглашался, но тут же добавлял, что вопрос о форме будущего правления рассматривается. Новый штат, составляющий двадцатую часть площади штата Род-Айленд[205], будет называться штатом Коллетон. Люк давал федеральному правительству тридцать дней на то, чтобы свернуть все работы по «Коллетонскому речному проекту», демонтировать то, что уже успели построить, и вернуть жителям бывшего округа всю украденную у них землю. Если требуемые меры не будут приняты, штат Коллетон выйдет из состава США и объявит захватчикам войну. Все строители будут считаться солдатами-оккупантами, против них будут проводиться операции по уничтожению.