Братья Карамазовы - Федор Достоевский

– Третий этот – Бог-с, самое это Провидение-с, тут онотеперь подле нас-с, только вы не ищите его, не найдете.

– Ты солгал, что ты убил! – бешено завопил Иван. – Ты илисумасшедший, или дразнишь меня, как и в прошлый раз!

Смердяков, как и давеча, совсем не пугаясь, все пытливоследил за ним. Все еще он никак не мог победить своей недоверчивости, все ещеказалось ему, что Иван «все знает», а только так представляется, чтоб «ему же вглаза на него одного свалить».

– Подождите-с, – проговорил он наконец слабым голосом ивдруг, вытащив из-под стола свою левую ногу, начал завертывать на ней наверхпанталоны. Нога оказалась в длинном белом чулке и обута в туфлю. Не торопясь,Смердяков снял подвязку и запустил в чулок глубоко свои пальцы. Иван Федоровичглядел на него и вдруг затрясся в конвульсивном испуге.

– Сумасшедший! – завопил он и, быстро вскочив с места,откачнулся назад, так что стукнулся спиной об стену и как будто прилип к стене,весь вытянувшись в нитку. Он в безумном ужасе смотрел на Смердякова. Тот,нимало не смутившись его испугом, все еще копался в чулке, как будто все силясьпальцами что-то в нем ухватить и вытащить. Наконец ухватил и стал тащить. ИванФедорович видел, что это были какие-то бумаги или какая-то пачка бумаг.Смердяков вытащил ее и положил на стол.

– Вот-с! – сказал он тихо.

– Что? – ответил трясясь Иван.

– Извольте взглянуть-с, – так же тихо произнес Смердяков.

Иван шагнул к столу, взялся было за пачку и стал ееразвертывать, но вдруг отдернул пальцы как будто от прикосновения какого-тоотвратительного, страшного гада.

– Пальцы-то у вас все дрожат-с, в судороге, – заметилСмердяков и сам не спеша развернул бумагу. Под оберткой оказались три пачкисторублевых радужных кредиток.

– Все здесь-с, все три тысячи, хоть не считайте. Примите‑с, – пригласил онИвана, кивая на деньги. Иван опустился на стул. Он был бледен как платок.

– Ты меня испугал… с этим чулком… – проговорил он, как-тостранно ухмыляясь.

– Неужто же, неужто вы до сих пор не знали? – спросил ещераз Смердяков.

– Нет, не знал. Я все на Дмитрия думал. Брат! Брат! Ах! – Онвдруг схватил себя за голову обеими руками. – Слушай: ты один убил? Без братаили с братом?

– Всего только вместе с вами-с; с вами вместе убил-с, аДмитрий Федорович как есть безвинны-с.

– Хорошо, хорошо… Обо мне потом. Чего это я всё дрожу… Словане могу выговорить.

– Всё тогда смелы были-с, «все, дескать, позволено»,говорили-с, а теперь вот так испугались! – пролепетал, дивясь, Смердяков. –Лимонаду не хотите ли, сейчас прикажу-с. Очень освежить может. Только вот этобы прежде накрыть-с.

И он опять кивнул на пачки. Он двинулся было встать кликнутьв дверь Марью Кондратьевну, чтобы та сделала и принесла лимонаду, но, отыскиваячем бы накрыть деньги, чтобы та не увидела их, вынул было сперва платок, но таккак тот опять оказался совсем засморканным, то взял со стола ту единственнуюлежавшую на нем толстую желтую книгу, которую заметил, войдя, Иван, и придавилею деньги. Название книги было: «Святого отца нашего Исаака Сирина слова». ИванФедорович успел машинально прочесть заглавие.

– Не хочу лимонаду, – сказал он. – Обо мне потом. Садись иговори: как ты это сделал? Все говори…

– Вы бы пальто хоть сняли-с, а то весь взопреете.

Иван Федорович, будто теперь только догадавшись, сорвалпальто и бросил его, не сходя со стула, на лавку.

– Говори же, пожалуйста, говори!

Он как бы утих. Он уверенно ждал, что Смердяков все теперьскажет.

– Об том, как это было сделано-с? – вздохнул Смердяков. –Самым естественным манером сделано было-с, с ваших тех самых слов…

– Об моих словах потом, – прервал опять Иван, но уже некрича, как прежде, твердо выговаривая слова и как бы совсем овладев собою. –Расскажи только в подробности, как ты это сделал. Все по порядку. Ничего незабудь. Подробности, главное подробности. Прошу.

– Вы уехали, я упал тогда в погреб-с…

– В падучей или притворился?

– Понятно, что притворился-с. Во всем притворился. Слестницы спокойно сошел-с, в самый низ-с, и спокойно лег-с, а как лег, тут изавопил. И бился, пока вынесли.

– Стой! И все время, и потом, и в больнице все притворялся?

– Никак нет-с. На другой же день, наутро, до больницы еще,ударила настоящая, и столь сильная, что уже много лет таковой не бывало. Двадня был в совершенном беспамятстве.

– Хорошо, хорошо. Продолжай дальше.

– Положили меня на эту койку-с, я так и знал, что заперегородку-с, потому Марфа Игнатьевна во все разы, как я болен, всегда меня наночь за эту самую перегородку у себя в помещении клали-с. Нежные они всегда комне были с самого моего рождения-с. Ночью стонал-с, только тихо. Все ожидалДмитрия Федоровича.

– Как ждал, к себе?

– Зачем ко мне. В дом их ждал, потому сумления для меня ужене было никакого в том, что они в эту самую ночь прибудут, ибо им, менялишимшись и никаких сведений не имемши, беспременно приходилось самим в домвлезть через забор-с, как они умели-с, и что ни есть совершить.

– А если бы не пришел?

– Тогда ничего бы и не было-с. Без них не решился бы.

– Хорошо, хорошо… говори понятнее, не торопись, главное –ничего не пропускай!

– Я ждал, что они Федора Павловича убьют-с… это наверно-с.Потому я их уже так приготовил… в последние дни-с… а главное – те знаки имстали известны. При ихней мнительности и ярости, что в них за эти днинакопилась, беспременно через знаки в самый дом должны были проникнуть-с. Этобеспременно. Я так их и ожидал-с.

– Стой, – прервал Иван, – ведь если б он убил, то взял быденьги и унес; ведь ты именно так должен был рассуждать? Что ж тебе-тодосталось бы после него? Я не вижу.

– Так ведь деньги-то бы они никогда и не нашли-с. Это ведьих только я научил, что деньги под тюфяком. Только это была неправда-с. Преждев шкатунке лежали, вот как было-с. А потом я Федора Павловича, так как они мнеединственно во всем человечестве одному доверяли, научил пакет этот самый сденьгами в угол за образа перенесть, потому что там совсем никто не догадается,особенно коли спеша придет. Так он там, пакет этот, у них в углу за образами илежал-с. А под тюфяком так и смешно бы их было держать вовсе, в шкатунке покрайней мере под ключом. А здесь все теперь поверили, что будто бы под тюфякомлежали. Глупое рассуждение-с. Так вот если бы Дмитрий Федорович совершили этосамое убивство, то, ничего не найдя, или бы убежали-с поспешно, всякого шорохубоясь, как и всегда бывает с убивцами, или бы арестованы были-с. Так я тогдавсегда мог-с, на другой день али даже в ту же самую ночь-с за образа слазить иденьги эти самые унести-с, все бы на Дмитрия Федоровича и свалилось. Это явсегда мог надеяться.