Гимназия неблагородных девиц - Дарья Донцова

У меня неожиданно испортилось настроение. Я пошла к машине, думая: что за необходимость Кузьминой опять сидеть в нашей гостиной? Побеседовать о делах и в офисе можно. Не хочется видеть Фаину, которая носит обтягивающие трикотажные кофты. Добрый Боженька наградил ее пышным бюстом, тонкой талией, стройной фигурой и хорошим ростом. У нее густые, вьющиеся от природы локоны, черные брови и ресницы, огромные карие глаза, губы, которые многие женщины пытаются получить с помощью инъекций. Фаина не замужем, поэтому свой немалый заработок не вкладывает в общую семейную кассу, а тратит исключительно на себя. На ней всегда модная, прекрасно сидящая одежда, у нее элегантные сумки, идеальный маникюр, макияж…

Я села в машину и посмотрела на свои пальцы. Вилка, когда ты в последний раз посещала салон? А что у тебя, моя радость, на голове? Я вынула из кармана на двери зеркальце. Господи! На макушке торчат три пера, цвет у них, как у прокисшего майонеза. Где мои брови? Их нет. То есть они есть, но белёсые. Декоративной косметикой я не пользуюсь, поэтому похожа на пьяного поросенка. Глазки маленькие, веки опухшие, щеки серо-зеленые. Губы… Их тоже нет, тонкие от природы, они сравнялись по колеру с остальным личиком. Куртка моя знавала лучшие времена. Джинсы и свитер тоже не из последней коллекции Шанель.

Перед моими глазами возникла хорошенькая Фая с локонами, в коротенькой дубленочке, черных брюках, сапогах на каблучке, с меховой оторочкой…

Я схватила телефон.

— Что-то забыла сказать? — спросила Кузьмина.

— Извини, — сообщила я, — сегодня вернусь очень поздно, не удастся нам вместе поужинать. Давай на следующей неделе встретимся.

— Ой, звонок по местному, — воскликнула Кузьмина и отсоединилась.

— Здравствуйте, сударыня, — пропел мужчина в шароварах, домотканой рубашке и лаптях. — Кого желаете видеть?

Я на секунду растерялась. На боку ряженого охранника висела кобура с современным пистолетом. Учитывая, что во времена лаптей такое оружие еще не придумали, «древнему русичу» надлежало иметь при себе рогатку.

— Ищу Татьяну Михайловну Рябову, — ответила я.

— Как вас звать-величать? — продолжал ломать комедию секьюрити. — На государевой службе состоите али как?

Мне надоели его кривляния.

— Приехала поговорить с вашим директором. Она в курсе, я недавно ей звонила.

— Не откажитесь присесть, — не дрогнул собеседник, потом вынул из широких штанов кусок дерева, потыкал в него пальцем и сказал: — Матушка Рябова, страж первых врат с нижайшим поклоном беспокоит. Приехала… Да, она!

Мужик заулыбался.

— Боярыня, вам ступать одесную по улице Древней до самого дворца. Никуда не сворачивайте. Матушка в ожидании. Поскольку на улице грязь-топь непролазная, взденьте на ноги чуни, а свои ступалы оставьте.

Я уставилась на пару лаптей, которые мне протягивал дядька.

— Хотите, чтобы я воспользовалась сменной обувью?

— Грязь-топь, — повторил он, — очень они удобные.

— Лучше заведите бахилы, — не выдержала я.

— В Древней Руси, а мы сейчас именно на ее территории, такого бесовства не водилось, — отрезал охранник.

Я сняла сапожки.

— Телефонов тоже не было, однако вы только что звонили директрисе.

— Матушке, — поправил секьюрити, — она государыня наша, мы ее дети любимые. Не знаю, что такое телефон, воспользовался древнерусским способом связи — переговорной трубой.

Удержаться от смеха было сложно, но я справилась с задачей, встала и, шаркая лаптями, побрела по коридору, читая таблички на дверях. «Изба счетных наук», «Дворец букв», «Палата иноземных языков». Навстречу мне попались две девочки в сарафанах, белых блузках, с платками на голове и мальчик в косоворотке, широких брюках и невысоких сапожках. У всех в руках были холщовые котомки.

— Булки испекли! С яблоками, — крикнул кто-то, — в трапезной подали.

Дети помчались вперед, как угорелые, я продолжила путь и наконец оказалась у двери с надписью «Матушка Государыня. Входи прытко, излагай кратко, немногословь, на друга не клевещи, не лукавь. Доносчику первый кнут, лентяю наказание, старательному поощрение. Постучи громко, вступай с поклоном».

Я что есть силы треснула кулаком по сучковатой филенке, она открылась, передо мной возникло небольшое помещение с низким потолком. Стройная женщина, на голове которой сидела корона, встала из-за стола и радостно воскликнула:

— Добрый вечер вам, иностранный посол!

Вот тут мое терпение лопнуло.

— Татьяна Михайловна, при всем уважении к вашей гимназии, давайте поговорим нормально. Я не родительница, которая хочет отдать ребенка в вашу школу. Звонила вам только что.

Рябова не смутилась.

— Так я ментально живу в Древней Руси. Забыла, как мир за окном выглядит. И не горюю о том.

— Домой небось не в карете едете, — заметила я.

Рябова показала на дверь справа от стола.

— Там мои хоромы. Иногда приходится из дивного русского мира в вертеп города высовываться. Ох, тяжко. И детки наши многие тут проживают в кельях. У нас гимназия постоянного пребывания. А центр дневной.

Я отметила, что владелица заведения, продолжая усиленно изображать древнюю славянку, все же стала разговаривать на обычном языке, и обрадовалась. Значит, Рябова не совсем сумасшедшая.

— Мы следим за чистотой душ воспитанников, — вещала тем временем Татьяна, — увы, в гимназии приходится вести преподавание не только прекрасных предметов, таких как древний ветхий русский, но и придерживаться программы обучения. Зато после уроков в центр…

— Вера Галкина, — громко произнесла я.

Татьяна Михайловна вмиг замолчала.

— Извините, что напоминаю о печальном событии, — сказала я.

— Каком? — вдруг спросила владелица центра.

— Анатолий, ваш сын… — пробормотала я.

— Верно, — кивнула Татьяна, — он умер. Но прислал мне своего сына.

Я удивилась.

— У Анатолия был ребенок?

— Конечно, — подтвердила моя собеседница, — наше солнышко прекрасно себя чувствует. За пять минут до вашего прихода я обсуждала с ним, какой ему лучше хитон сшить! Мальчика нам Алиса Шкафина отдала. Навсегда. Бросила малыша. Корди его обожает. А я уж как люблю!

Дверь в стене скрипнула и приоткрылась. Похоже, в покоях Татьяны находился кто-то любопытный, он решил послушать, о чем идет речь в офисе.

— Хитон? — повторила я. — Это нечто вроде плаща?

— Ангельская одежда, — поправила меня Татьяна Михайловна. — Можно сделать ее голубой с золотым орнаментом. А можно зеленой. Я за первый вариант, но мальчик не любит, как он говаривает, «купечества». Мы поспорили. А кто такая Вера Галкина?