Ее зовут Тьма - Келли Китон

Меня словно окатила волна прохладного адреналина. Мы сдвигались все ближе, все теснее. Себастьян отстранялся — я настигала. Касания наших языков пробудили во мне сонмы порхающих мотыльков. Я наконец-то поняла, что означает выражение: «мотыльки в животе».

Он прижал меня к себе еще сильнее, крепче, проникая языком все глубже, словно голодающий в попытке насладиться вкусом каждого мгновения. Я и раньше умела целоваться, представляла себе технологию, но впервые в жизни увлеклась настолько, что забывала дышать и желала лишь, чтобы поцелуй длился до скончания веков, пока наша планета не рассыплется в прах.

Познала, что такое жить — не просто быть, а жить в прямом смысле слова.

— Ой, блин! — воскликнул кто-то над самым ухом. Задохнувшись, я отодвинулась. По ту сторону столика весело ухмылялась официантка.

— Простите, не хотела мешать. Я подойду попозже… Себастьян распрямился, потер ладонями лицо, взъерошил волосы. Я неловко откашлялась, с новой силой ощутив недавнее смятение. Впрочем, ему все равно не под силу было охладить жар нашего поцелуя, обоюдный пыл, до безумия приятный, волнующий и такой соблазнительный.

— Ничего, — с трудом произнесла я прерывающимся голосом. — Принесите мне воды, если у вас есть…

Еще бы у них не было воды! Ничего глупее не придумала.

— А тебе, Себастьян?

— Тоже воды. Спасибо, Пэм.

Пэм удалилась. Себастьян положил ладони мне на бедра.

— Как ты себя чувствуешь? — На его щеках на мгновение проступил румянец, и он смущенно усмехнулся: — То есть как голова? Еще болит?

— Нет, все прошло. И спасибо… за помощь. Где мы?

— В «Габонне». В квартале от того места, где у тебя случился приступ. Я всегда сюда прихожу. А такое часто бывает?

— Что часто бывает?

Он улыбнулся уголком рта:

— Вопли на улице, падение на колени. Рыдания…

По правде говоря, я не знала, что ему ответить. В последнее время у меня действительно участились мигрени, но такой сильной боли я еще ни разу не испытывала.

Официантка принесла воду. Я залпом выпила полстакана. Ледяная жидкость помогла мне встряхнуться, и голова наконец прояснилась. Поставив стакан на стол, я принялась скручивать волосы в узел.

— Лучше оставь так…

Чувствуя, что мои щеки опять покраснели, я с улыбкой спросила:

— Это комплимент?

— Да. Мне нравится. Они такие…

— Странные? Необычные? Ненормальные? Мне все это говорят.

Покончив с прической, я выразительно закатила глаза.

— Я хотел сказать, что они красивые.

— О!

Отлично. Вот тебе и болван… Мне стало ясно, что я неисправимая пацанка и не привыкла ко всяким там ухаживаниям и девчачьим штучкам. В детстве я обычно или держалась подальше от мальчишек, или дралась с теми, кто не давал мне прохода.

— Извини, — сказала я, решив выложить все начистоту. — Знаешь, я вообще-то пока ни с кем не встречалась… И не целовалась.

— То есть парень дома не ждет?

Я не могла понять, подтрунивает он надо мной или просто любопытствует. Пожалуй, то и другое вместе.

— Нет…

— Что так?

— Наверное, просто мне чаще всего попадались такие, кто повернут на спорте, гормонах и тусовках.

— А тебя все это не интересует?

— Может, и интересовали бы, — пожала я плечами, — живи я иначе, но увлечения моих ровесников из обычных семей давным-давно стали мне безразличны или вообще всегда казались бессмысленными. — Я комично поклонилась. — Знакомься, перед тобой продукт недофинансированных всем-на-все-наплевательских социальных служб.

— Кажется, пора перекусить, — усмехнулся Себастьян. — Но как бы вкусно здесь ни кормили, я придумал кое-что получше. Давай пойдем в другое место. Что скажешь?

— Что же этакое ты придумал?

— Бенье[12].

При этом слове у меня в желудке немедленно заурчало. Себастьян улыбнулся мне в ответ — по-своему, неотразимо.

— Уж это мне вполне по силам!

До меня вдруг дошло, что мы сидим и улыбаемся друг другу, как два идиота. Я тут же отвела глаза. Пока Себастьян нашаривал вкармане несколько долларов, чтобы оставить их на столике для Пэм, я подхватила рюкзак и пулей вылетела из кафе.

Небо к этому времени заволокло, но грозой вроде не пахло. На самом деле тучи были для меня настоящим спасением, потому что после той адской мигрени я не представляла себе, как в ближайшее время пережить хоть малую порцию яркого солнечного света.

У «Габонны» Себастьян свистнул кучеру, чей экипаж уныло плелся по Сент-Энн-стрит. Тот помахал в ответ, развернулся и остановился рядом с нами.

— Bonjour, mesarnis![13]Куда прикажете нам с мисс Пралине отвезти вас в такой славный денек?

Он одарил меня ослепительной белозубой улыбкой, и я улыбнулась в ответ, ступив на подножку его скрипучей коляски. Отважившись совершить набег на Новый-2, я никак не ожидала, что в программу посещения войдет прогулка по Французскому кварталу в экипаже, поэтому развлечение показалось мне очень заманчивым. Тем более с таким попутчиком…

— Площадь Джексона, — велел Себастьян кучеру, усаживаясь рядом со мной.

— Вы слышали, мисс Пралине? Площадь Джексона! Кучер слегка стегнул поводьями по объемистому крупу, и мисс Пралине двинулась рысью.

Можно было, конечно, добраться до места в тысячу раз быстрее, но замысел состоял в том, чтобы ехать не торопясь и наслаждаться видами и звуками Старого квартала. Себастьян прислонился ко мне плечом, и я, следуя его примеру, тоже оперлась об него. Немного непривычно, но приятно.

Мне очень нужна была подобная передышка, чтобы на время забыть обо всех своих неприятностях и передрягах, и я с готовностью выслушивала пояснения кучера о достопримечательностях, которые попадались нам на пути, и послушно смотрела туда, куда направлял палец Себастьян, показывавший мне нечто, по его мнению, достойное внимания.

— А вот здесь, — произнес кучер, пока мы неторопливо проезжали мимо трехэтажного особняка с двускатным крыльцом и железными перилами, — говорят, и жила небезызвестная Алиса Кромли.

То же самое имя назвал мне Жан Соломон. Подстрекаемая любопытством, я метнула на Себастьяна многозначительный взгляд, наклонилась к кучеру и поинтересовалась:

— А кем была эта Алиса Кромли?

Кучер полуобернулся ко мне и заерзал на своем красном облучке. Его глаза так и горели от желания поведать мне какую-то байку.